В кантине шумно. Рабочий люд любит поспорить за бутылкой пива. У столика в углу молодой паренек с гитарой в руках, сильно склонившись к девушке, вполголоса поет песню. Бармен — высокий, дородный мужчина — лихо переворачивает над стаканами бутылки, приготавливая напитки.
— Познакомьтесь, — обратился к нам местный журналист, представляя нам Хесуса Топетэ — брасеро и писателя.
Хесус был в Соединенных Штатах. Не мало хлебнул он там горя. Но я не буду рассказывать о его страданиях. Он написал книгу, которую так и назвал — «Приключения одного брасеро». Эту книгу он подарил мне на прощание.
Ниже — маленькая главка из нее — несколько страниц из жизни брасеро.
В. Лялин
Николай Драчинский. Африка! Африка!
Адян договорился с машиной
Несколько строений и круглых хижин, три больших, собранных из гофрированного железа пакгауза на берегу Белого Нила, в пяти километрах от Малакаля. Это опытная рисоводческая станция. Вокруг квадраты рисовых полей, обнесенные оградой из колючей проволоки. В какой-то мере это защита от домашних животных. Но главным образом колючая ограда предохраняет Лосевы от диких обитателей саванны. Случается, по ночам из реки выходит семейство бегемотов порезвиться на берегу. Неогражденное поле наутро имеет такой вид, будто по нему в сомкнутом строю прошел дивизион тяжелых танков. Жрут бегемоты много, но вытаптывают в десятки раз больше.
Создание в Малакале опытной рисоводческой станции — один из первых шагов правительства республики по развитию экономики провинции Верхний Нил. Станция должна отобрать наилучшие для местных условий сорта и разработать агротехнику. Уже первые посевы риса на полях станции дали прекрасные результаты. Разумеется, впереди много трудностей. Рис, чрезвычайно урожайная и доходная культура, требует вначале серьезных затрат на создание плантаций, а кредиты в стране весьма ограниченны. Кроме того, нет машин, а главное — подготовленных кадров, и не только специалистов-агрономов, механиков, но и рядовых сельскохозяйственных рабочих. Поэтому здесь, на станции, выращивается не только рис, здесь рождаются первые представители рабочего класса из местных племен.
Возле металлического сарая грохотала машина. Она приводилась в движение трактором, возле которого хлопотал механик Юсеф, красивый черный араб из Хартума. Шапочка с огромным козырьком укрывала его лицо от солнца.
Шиллук Адян сидел на корточках у агрегата и, орудуя масленкой, сосредоточенно смазывал нижние подшипники. Мне показалось, что юноша работает с увлечением человека, познавшего свое хозяйское превосходство над всеми этими шумящими колесами, передачами и рычагами. Здесь же трудились два его товарища. У одного из них, кроме бус, висел на шее маленький крестик.
Моим переводчиком на станции был молодой шиллук Аюл. Он окончил школу и заведовал здесь складами. Я попросил его узнать у Адяна, нравится ли ему работа и как долго он собирается здесь служить.
— Адян говорит, что хочет здесь работать. Он хочет научиться все делать так, как механик эффенди Юсеф.
Уже от себя Аюл рассказал, что в прошлое воскресенье Адян ходил в свою деревню. Накануне он получил первые заработанные деньги. В городе юноша купил себе новые парусиновые тапочки, металлическую цепочку на шею и принес семье подарки: бусы, соль и кусок пенькового шнура. Вся деревушка приходила посмотреть на Адяна и его подарки. Многие юноши говорили, что тоже хотят работать в городе. Но работу найти не просто.
В самом городе живет немало шиллуков и людей из других племен. Многие служат у купцов и чиновников, работают посыльными, уборщиками или сторожами в немногочисленных правительственных учреждениях. Они уже давно потеряли связи с племенем, приняли христианскую или мусульманскую религию. Если один из членов семьи служит, другие ведут небольшое домашнее хозяйство здесь же, в городе. После изгнания колонизаторов нилоты получили более широкий доступ и к службе в правительственных учреждениях и к различному предпринимательству. Все больше становится среди них людей грамотных, по-новому глядящих на окружающий мир. Этот медленный процесс идет все нарастающими темпами в стране, которая еще вчера была заброшенной колонией империалистов, а ее южные области — пожалуй, одними из самых отсталых районов на земле.
Аюл отлучился, чтобы взвесить мешки с рисом, которые подносили к складу рабочие-шиллуки, а возвратившись, пояснил:
— Это все временные рабочие. Они приходят немного заработать и возвращаются в свои деревни. Но есть немало и таких, которые хотели бы работать постоянно, как Адян и его родственники.
Во время войны, — рассказывал Аюл, — многие здешние люди служили в колониальных войсках. Возвратившись из армии, они хотели получить работу в городе. Но почти всем пришлось снова отправиться в свои деревни.
Кроме того, британские чиновники вели с ними борьбу, — заключил Аюл.
— Почему?
— Люди побывали в других городах, увидели другую жизнь. Они уже не хотели жить по-старому. Некоторые даже не уважали рета. А чиновники считали, что они «разлагают туземцев».
Этот разговор я вспомнил спустя два дня, познакомившись в саванне с одним таким бывшим солдатом.
Преступление Ачела
Приезжие люди сказали Родуану, что вчера видели двух львов около дороги на Адвонг. Мне очень хотелось увидеть «царя зверей», а еще больше сфотографировать его в естественной обстановке. Зная, что львы без особой нужды не очень скоро меняют место жительства, мы решили поехать туда после полудня. Родуан пришел без ружья.
— Где ваше ружье, эффенди Родуан?
— Так лучше.
— Почему? А если...
— Не беспокойтесь. Львы не выносят запаха бензина, — не то шутя, не то серьезно ответил Родуан, и мы поехали.
Но уже через час мой друг горько сожалел, что не захватил оружия. На опушке мелколесья мы увидели стадо газелей. Машина приближалась с подветренной стороны и была уже довольно близко, прежде чем животные нас почуяли. Как по команде, они повернули головы в нашу сторону, а через мгновение обратились в бегство.
Лишь один вожак остался на месте. Он стоял боком и, гордо повернув голову с великолепными, загнутыми назад рогами, не двигаясь, смотрел на приближавшуюся машину. Он благородно и смело принимал опасность на себя, пока его стадо улепетывало в открытую степь. Но вот и он грациозно подпрыгнул, развернулся в воздухе и вихрем полетел вслед.
Стадо неслось по высокой траве клином, как птицы. Я смотрел на этих изящных животных, на красивые их тела, на легкие стремительные прыжки, исполненные грации, и понял, почему все восточные поэты, начиная с автора «Песни песней», сравнивали своих возлюбленных с газелями.
Мы еще несколько раз встречали газелей, видели также крупную антилопу бейзу с длинными, острыми и совершенно прямыми рогами. Из очень крепких метровых рогов бейзы нилоты делают отличные наконечники для копий.
Царь зверей так и не пожелал нам показаться. Проездив несколько часов по несносной жаре, запыленные, изнемогающие от жажды, мы возвращались назад. А тут еще поломка автомобиля задержала нас на раскаленной дороге на добрый час. От сухой изнуряющей жары сверлило в голове, противно и непривычно болел нос. Мы забыли захватить с собой воды и были жестоко наказаны за эту небрежность.
Вот впереди показались острые крыши какой-то деревушки. Как и все здешние селения, она стояла не на дороге, а километрах в двух от нее. Трава была невысокая, местность довольно ровная, и шофер смело повернул в степь. Вскоре мы остановились около двух тукулей, стоявших на отшибе. Один из них был ветхий, старый, а другой новый. Он отличался несколько большими размерами и какой-то особенной аккуратностью постройки. Круглые его стены были в рост человека, крыша увенчана ступенчатым конусом из соломы. Бросалось в глаза застекленное оконце — редкость в этих местах.