Этот период вхождения в обстановку продолжался долго — несколько месяцев.
Моя шестилетняя работа в «Свободной Европе» началась прозаически: выделили письменный стол и поручили сортировать старые газетные вырезки из польской прессы. Я терпеливо складывал в папки вырезки из «Трибуна люду», «Жолнеж вольности», «Жиче Варшавы», а когда выдавалась свободная минута, ненавязчиво приглядывался к тому, что делают другие сотрудники, наблюдал за их поведением, словом, старался поскорее акклиматизироваться в роли штатного сотрудника РСЕ, не забывая при этом о своем положении «троянского коня» во вражеской крепости.
Через несколько месяцев мой новый непосредственный начальник пан Заморский вызвал к себе и сказал, что меня переводят в картотеку отдела исследований и анализа Восточной Европы. Все-таки аккуратность и безотказность принесли плоды, и руководство сочло, что испытательный срок я выдержал неплохо!
Картотека открывала возможность добраться до некоторых интересующих нас документов. С другой стороны, она была одним из тех мест, где в «Свободной Европе» сосредоточиваются отнюдь не радийные и, уж конечно, не программные секреты. Опять возникли опасения: не слишком ли рано, не слишком ли быстро стремлюсь я к цели?
Впрочем, все развивалось нормально. Шефы и коллеги постепенно стали относиться ко мне с растущей симпатией, а некоторые даже оказывали личное доверие. Вскоре я вполне освоился в этом секретном отделе «Свободная Европа». Единственное, что не давало мне покоя, это массивные стальные шкафы, в которых хранилось немало тайн. Но как подступиться к ним?
Режим в отделе исследований был весьма жесткий и соблюдался неукоснительно. Чтобы получить доступ в наш коридор «Ф», даже сотрудник РСЕ должен был иметь специальный допуск, выдававшийся по заявке шефа соответствующего отдела. И лишь комната, где хранились комплекты вырезок из прессы, не попадала под эти ограничения. Пользование же картотеками мог разрешить только сам Заморский или руководство РСЕ.
Эти картотеки, над которыми я провел немало часов, делятся на предметные и персональные. Последние содержат данные относительно всех «важных» лиц в Польше, начиная от секретарей ЦК ПОРП, членов правительства и кончая хозяйственными работниками, писателями, артистами, инженерами и, конечно, военными. В предметных картотеках собраны сведения о фабриках, заводах и шахтах, о воинских частях, о польском радио и телевидении, о государственных учреждениях и общественных организациях. Причем и те и другие почти не имеют отношения к программам передач «Свободной Европы». Кое-что попадает в них из официальных источников, например из польской прессы, однако большая часть — из неофициальных.
Интересовавшие же меня шкафы стояли в кабинете пана Заморского и в смежной комнате. Прислушиваясь к разговорам, следя за прохождением различных документов, я вскоре установил, что в этих секретных хранилищах были личные дела всех сотрудников радиостанции, в том числе отдела исследований, а главное — так называемых «бюро», точнее шпионских ячеек в различных городах Европы; служебная корреспонденция из Нью-Йорка в основном с грифами «Секретно» или даже «По прочтении уничтожить». Короче говоря, я сидел буквально рядом с ценнейшей информацией, но не мог взять ее под контроль.
В РСЕ существует широко разветвленная, тщательно законспирированная контрразведывательная служба. Не забыта даже такая «мелочь», как невозможность запереться в комнате — все дверные замки закрываются только снаружи. И профессионалы контрразведчики, и помогавшие им в каждом отделе тайные сотрудники подозревали всех и каждого. Не составлял исключения и я. Установить сам факт наблюдения оказалось не так уж трудно. Например, как-то раз после окончания работы шеф затеял со мной какой-то пустой разговор и продолжал его и по выходе из здания. Пройдя вместе со мной несколько кварталов, он вдруг распрощался и отправился в противоположную сторону. Пока я добрался до своей квартиры, сомнения исчезли: «тень» увязалась за мной. Этим не кончилось. Обычно я закрывал замок в двери на два оборота. Но однажды, вернувшись, я обнаружил, что он закрыт лишь на один оборот. Проверил тщательно квартиру. Никаких следов: негласный обыск сделали поразительно чисто. Нечего и говорить, что американская контрразведка постоянно подслушивала телефонные разговоры.
Атмосфера подозрительности и шпионажа царила во всех звеньях «Свободной Европы». Помимо американской разведки, имелись шпионы и у пана Новака. Они доносили ему, кто что делает, с кем и о чем разговаривает. В моем отделе из семнадцати сотрудников, по крайней мере, трое были явно негласными «глазами и ушами» Новака. Поэтому приходилось постоянно быть начеку. О том, с какой нервной напряженностью это связано, можно судить хотя бы по довольно забавному случаю.