— Летун Андре, — сказал он, — разрешите помешать вашей трапезе?
— Уже помешал, — ответил Андре.
Ерген опустился на стул, подставленный услужливым официантом.
— Тебя и Стриндберга я интервьюировал много раз, — сказал он. — Сейчас меня интересуете вы, инженер Френкель. Я воспринимаю вас как этакого ура-патриота. Сперва победа при Нарве. Потом злосчастное поражение под Полтавой. Победа над Северным полюсом должна стать компенсацией за Полтаву.
— Редактор Люндстрём однажды сам поднимался на воздушном шаре, — объяснил Андре. — Вместе с Феллером. Они упали. К счастью, упали в залив у Юргордена. С тех пор он не переносит воздухоплавателей.
— Ошибка, — возразил Ерген. — Я ничего не имею против тех, кто поднимается на аэростате с научной целью. Взять, например, вас, кандидат Стриндберг. Вы физик и фотограф — прекрасный фотограф. От вас можно чего-то ждать. Я снял бы перед вами шляпу, будь я сейчас в шляпе. А ты, Андре, ты никакой не аэронавт, ты летун. Стал воздухоплавателем, чтобы попасть в риксдаг. Но продвинулся не дальше Стокгольмского муниципалитета, да и то там не могли снести твоих безумств. Северный полюс? Надеешься стать членом правительства? Называешь себя либералом, а на самом деле ты краснее любого социалиста. Но нам не нужны красные члены правительства. Упрям и одержим навязчивыми идеями, словно марксист. Ветрогон на Северном полюсе? Никто не вернется живым с Северного полюса. Туда тебе, красному, и дорога. Вот только жаль кандидата Стриндберга. У него есть талант.
Газетчик поднял свою рюмку.
— Господин инженер-технолог Френкель, — говорил Ерген. — Вы обучены искусству прокладывать туннели, строить дороги и мосты, корпеть на поверхности матушки земли. За каким чертом понадобилось вам подниматься в воздух? На кой черт вам этот Северный полюс? Хотите воздвигнуть там памятник Карлу Двенадцатому? Знаете, какая мысль меня сейчас осенила? Это же первая чисто инженерно-географическая экспедиция. Затейщик и организатор: главный инженер патентного бюро. В гондоле: он же и еще один инженер-ветрогон. Финансирует: инженер-химик-изобретатель Альфред Нобель, который давно привык поднимать на воздух людей. Жаль только кандидата Стриндберга. Он талантливый фотограф.
— С тобой не соскучишься, — сказал Андре.
— Расскажи мне, — продолжал Ерген, — что делают инженеры-аэронавты, когда падают в море?
— Они тонут, — ответил Андре.
— Если море не замерзшее, — добавил я.
Наш маленький отряд пополнился четвертым человеком, Вильгельмом Сведенборгом. Он должен был следовать до Шпицбергена как запасной участник на тот случай, если Стриндбергу или мне в последнюю минуту что-то помешает лететь.
— Всякое может случиться, — говорил Андре. — Френкель споткнется на трапе и сломает себе второй палец, Стриядберг возьмет да простудится, а как раз в это время подует нужный ветер.
Мне показалось, что Стриндберг удручен назначением запасного. На мой вопрос, воспринимает ли он это как знак недоверия к нему со стороны Андре, он ответил отрицательно.
Правда, Андре не хуже меня знал, что на Стриндберга с разных сторон оказывали давление, чтобы он отказался участвовать в экспедиции.
Через несколько дней я смог сообщить Стриндбергу, что Сведенборг женат на дочери Норденшёльда и что его сделали резервным членом экспедиции по настоятельной просьбе тестя.
— А вовсе не потому, что Андре сомневается в тебе или во мне, — сказал я.
В декабре Альфред Нобель умер в своем доме в Сан-Ремо.
Прочтя об этом в специальных выпусках газет, я поспешил в патентное управление. Секретарша Андре фрекен Люндгрен (с прошлой зимы она с особого дозволения графа Хамильтона вела также дела экспедиции) сообщила мне, что он куда-то вдруг ушел. Его не было в кабинете, пальто и шляпа отсутствовали на вешалке.
На следующий день около двенадцати я отправился в его дом на Барнхюсгатаи. Мне пришлось долго стучать, прежде чем за дверью послышались шаги и голос Андре осведомился, кто там.
На нем был короткий халат, мятые брюки и шлепанцы.
Все жилье Андре составляла одна-единственная комната, в ней было тесно от мебели, стены закрыты книжными полками. Я впервые увидел его квартиру. После долгого, томительного молчания он попросил меня сходить в кондитерскую поблизости, принести кофе и хлеба.
Когда я вернулся, Андре уже успел переодеться и привести себя в порядок. Неубранную постель он накрыл покрывалом с длинной бахромой. Одно окно было раскрыто настежь.
— Ну, с чем ты пришел? — спросил он.