Никто не возражает. Легким движением кисти Матеито заставляет наш «стручок» развернуться вправо.
Встреча происходят посреди озера, возле гиацинтового поля. Матеито вдруг с шипением втягивает в себя воздух. Это сигнал тревоги и в то же время знак крайнего удивления. Потом он показывает подбородком. Я поворачиваю голову и вижу. Ее.
Супаи има, има. Никакого сомнения. Она плывет в противоположном направлении. Нас не разделяет и десяток метров, но анаконда даже не глядит в нашу сторону. Она слишком велика, ей некого остерегаться. Исключая человека...
Никто из нас не видел еще такой огромной анаконды. Она длиннее лодки, а в лодке десять с половиной метров. Толщина соответственная.
Плывет под водой, извиваясь, будто уж. Только голова время от времени приподнимается над поверхностью. И я вижу холодный глаз. Он кажется слепым, как это нередко бывает со змеиными глазами при определенном освещении.
Анаконда идет справа от лодки. Моя сторона. Приклад к плечу. Двустволка заряжена оленьей картечью, надо целиться в основание головы. Сижу наготове. Как только голова снова покажется над водой... Вот она. Прицеливаюсь. Но что-то заслоняет от меня мушку: смуглая рука Матеито легла на ствол ружья.
Легкий всплеск, анаконда исчезает и уже больше не показывается. Вижу, как по гиацинтовому ковру пробегает извилистая волна. Дальше начиняются густые, непроходимые камыши.
Удивленно смотрю на индейца. Что он — с ума сошел?! Столько месяцев искали, наконец нашали гигантскую змею, и вдруг Матеито не дает мне стрелять! В его ответном взгляде угадывается улыбка. Он берет утиные потроха, припасенные нами для наживки, и бросает в воду. В тот же миг со всех сторон слетаются темные силуэты. Мелькают желтые бока с темными крапинками, короткие челюсти рвут кровавую добычу.
Пираньи. Притом не маленькие, обычные, а величиной с леща весом один-два килограмма.
Убей я здесь большую анаконду, пираньи, несомненно, разорвали бы ее в клочья. А что сталось бы с нами, если бы змея — вполне вероятный случай — конвульсивным движением опрокинула лодку и вывалила нас в гущу прожорливых хищниц?
Разумеется, Матеито правильно поступил. Но до чего трудно это признать!
— Ладно, — говорит Фред. — Во всяком случае, мы знаем, что она здесь. Будем продолжать поиск, пока не найдем ее в надлежащем месте, при надлежащих обстоятельствах. Это великое счастье, о сортировщик мелкой рыбы, что ты не выстрелил. Вот было бы досадно, если бы такая редкость досталась проклятым пираньям. Не отчаивайся. Пусть пока плавает. Ведь будут, как говорится, еще поезда...
— Может быть, — отвечаю я.
Хотя знаю в душе, что мне-то уже не бывать на болотных озерах у реки Гуавьяре.
Эпилог
Не один год прошел с тех пор, как мы выслеживали на Гуавьяре гигантскую анаконду и нашли ее, да не смогли взять. Наша компания распалась.
Фред, как и раньше, профессор университета, и Карлос Альберто, если не ошибаюсь, по-прежнему помогает ему. Может быть, им уже удалось взять большую анаконду, но я об этом пока не слышал. Не сомневаюсь, однако, что в один прекрасный день они ее добудут.
Луис Барбудо несколько лет работал мотористом в Северной Колумбии. Потом уволился и вернулся в льяносы. Больше мне о нем ничего не известно.
Агапито, последний вождь тинигуа, решил в конце концов отправиться в Боготу, чтобы просить президента республики помочь вымирающему племени. Томми посадил его на свой старый самолет. В пути Агапито умер от паралича сердца.
Матеито погиб как жил — в лесу, вольным человеком. Подробностей не знаю.
Из всего племени тинигуа осталось лишь шесть человек. Четверо мужчин и две женщины, давно уже неспособные рожать. Бесследно исчез целый народ вместе со своей культурой и языком.
Это были гордые люди. Они не дали себя поработить, не пожелали стать «христианами». Поэтому за ними не признавали человеческих прав. Поэтому миссионеры вкупе с полицией и солдатами охотились на них, как на диких зверей. Поэтому им пришлось умереть. Поэтому память о них стерта с лица земли.
Такое же христианнейшее истребление грозит другим племенам: карихона, куива, кубео...
Что до меня, то астма и слабое сердце навсегда закрыли мне дикие дороги. Но они не могут лишить меня воспоминаний. Некоторое время я еще смогу сидеть под деревом и рассказывать тем, кто меня пожелает слушать. Если кто-нибудь не пожалеет дерева для старика.
Спасибо за все, что мне выпало увидеть, услышать и пережить. Спасибо, жизнь.
Георг Даль
Перевел со шведского Л. Жданов