— Вы не едете с нами дальше?
— Я почти не сомкнул глаз прошлую ночь. Я думаю, что мне лучше идти лечь спать.
— Но мы только начали наш разговор. Не валяйте дурака! Я еще должен вам рассказать невероятные вещи о вашем отце!
Маленький автобус покинул Сан-Паули и бесконечно долго колесил по темным улицам. Он заснул, каждое резкое торможение его пробуждало, но он снова тотчас же засыпал, несмотря на неприятное чувство, которое вызывал постоянно уставленный на него взгляд Рюди. Он по-настоящему проснулся, только когда автобус остановился. Рюди улыбался, приглаживая волосы на лбу. Казалось, что его улыбка включалась автоматически, стоило ему только коснуться своей челки. Автобус стоял около большого строения, стены которого были выкрашены известью. Здесь находился манеж, над центральным скаковым кругом возвышались трибуны, где уже расположилось с полсотни американцев, мужчин и женщин, приветствовавших появление новых зрителей радостными криками. Испанцы прошли с высоко поднятыми головами и сели в стороне. Между двумя группами воцарился холодок. Но на дорожке уже появилось пять неоседланных лошадей с голыми наездницами. Они сделали несколько кругов шагом, затем перешли на рысь. Американцы нагибались, чтобы лучше видеть, испанцы сидели на своей трибуне прямо, одним глазом посматривая на обнаженных амазонок, другим, презрительным, на американцев, куривших и испускавших крики.
— Если я правильно понял, вы заставили говорить моего отца, выставив перед ним вашу кухонную батарею?
— Дело было не в этом, мой дорогой мальчик, он стал бы говорить и без кухонной батареи, он был достаточно умен, чтобы все понимать. Вы бы предпочли, чтобы он дал себе выпустить потроха? Героизм? «Марсельеза» на ложе пыток? Взгляните перед собой и подумайте обо всех бравых солдатах, которые погибли под Сталинградом или в Норвегии. Для чего? Для того чтобы их внучки за двадцать пять марок показывали свой зад иностранцам? Старик, надо оставить героизм идиотам. Да послужит он им утешением. Если бы я был на вашем месте, я не стал негодовать из-за того, что мой отец, видите ли, открыл рот, но я упрекнул бы его в том, что он три года разыгрывал из себя героя, не положив себе в карман кругленькую сумму денег. А я хотел бы вам сказать, что монеток около него было много. Тридцать тысяч фунтов стерлингов, это сколько на нынешние франки?
— Не знаю. Но, конечно, солидная пачка.
— А если я вам скажу, что есть тридцать тысяч фунтов, которые ждут вот уже двадцать пять лет, чтобы мы их поделили между собой, что вы мне на это ответите?
— Что вы сумасшедший.
— Тридцать тысяч фунтов. Больше чем по двадцать миллионов старых франков каждому, если мы их поделим.
Он действительно казался немного помешанным. На кругу лошади мчались галопом, наездницы припали к их шеям, вцепившись в гривы. В воздухе стоял сильный запах конского пота.
— Послушай, ты славный парень, и я рискну рассказать тебе всю историю. В феврале сорок четвертого мы держали под своим контролем одну подпольную радиостанцию, у которой была связь с Лондоном. Никто в Лондоне не знал, что их передачи попадают в наши руки. Однажды мы расшифровали сообщение о том, что некто Боб должен быть выброшен с самолета во Франции. Его основная миссия состояла в том, чтобы принять командование группой, осуществлявшей саботажные акции в Нормандии, но он должен был 18 февраля быть проездом в Париже и передать тридцать тысяч фунтов стерлингов организации «Марс», потребовавшей денежных фондов. Надеюсь, можно тебе и не говорить, что я навострил ухо: тридцать тысяч — это большие деньги. Попади они мне в руки, я мог бы скрыться и отсидеться в каком-либо тихом уголке, пока кончится вся заваруха. К несчастью, время и место встречи между Бобом и представителем «Марса» были переданы по другой радиостанции, которая не находилась под нашим контролем. Единственный способ накрыть Боба и его сокровище состоял в том, чтобы напасть на след «Марса». Мы трудились день и ночь, лезли из кожи, но я опускаю все эти детали. Короче, восемнадцатого утром, когда я уже готов был поставить крест на этом деле, происходит чудо: мне выдают Луну. Луна — это твой отец. Я быстро узнаю, что у него встреча с Бобом за завтраком в ресторане «Ля Куполь», на бульваре Монпарнас. Я устраиваю мышеловку с помощью двух ребят. Теперь слушай внимательно. Я вижу, как появился Луна, которого я опознал по фотографии, и я слежу за ним внутри ресторана, полагая, что он наведет меня на Боба. Луна замечает моих ребят, у которых был действительно несколько подозрительный вид. Он спускается вниз, где туалет, покупает жетон и заходит в кабину телефона-автомата. Я стою как раз напротив у писсуара. Он говорит пять или десять секунд максимум, вешает трубку и направляется к выходу. Что я должен делать? Если я его арестую на тротуаре, в таком случае, очевидно, прощай. Боб! Ты знаешь «Ля Купель»? Огромный зал, за столиками человек двести. Если бы у меня были люди, я бы часть поставил у дверей, а с другими обыскал всех, но у меня только два человека, чтобы дело осталось между нами: нельзя же, чтобы деньги попали к Рихтеру. Улавливаешь?