Выбрать главу

Но неизвестно, станет ли она благодеянием или проклятием для обширных территорий острова...

На Крайнем Севере глубина вечномерзлого грунта достигает многих сотен метров, а оттаивает лишь тонкий слой в 20—30 сантиметров. Сдирая его, бульдозер обнажает поверхность, твердую, как бетонная плита, но отнюдь не столь же устойчивую. Шины больших автомашин, оставляя глубокие колеи, ранят землю Арктики, не давая ей зарубцеваться в течение десятилетий. Изувеченная, она не в состоянии поглотить огромного количества отходов и мусора, которые остаются на нефтепромысле. Что же говорить о разлитой повсюду нефти, которая через десятки, сотни каналов и ручьев проникает на далекие расстояния? На такой почве ничто не вырастет, даже непритязательные цепкие арктические растения. Не убьет ли нефть самую жизнь в Арктике? — вопрошают сейчас встревоженные жители Канадского арктического архипелага.

Месторождения нефти у берегов моря Бофорта неимоверно богаты — они могут давать полмиллиона баррелей нефти в сутки, а шесть баррелей — это почти тонна. Но как транспортировать ее?

У всех еще на памяти катастрофа танкера «Торрц каньон» близ Атлантического побережья Англии. Нефть, бившая безудержной струей из танкера и уносимая океанской волной, разливалась смертоносным слоем все дальше и дальше, покрывая огромные участки воды. Погибал планктон, целыми косяками мерли рыбы, на берегах Франции и Англии валялось множество морских птиц.

Так было в водах Атлантики. А что может произойти в Арктике? В Баффиновом заливе или проливе Дейвиса стальной корпус корабля могут легко распороть подводные рифы. Ста тысяч тонн нефти, которые помещаются в чреве современного танкера, вполне достаточно, чтобы уничтожить в прибрежных водах всякую жизнь, полностью и навсегда истребить всех рыб, тюленей и моржей.

— Что тогда станется с нами? — вопрошают встревоженные жители Гренландии.

Мечты — мечтами, страхи — страхами, однако нужно было считаться с действительностью.

В 1967 году среди деревянных одноэтажных домиков появился первый пятиэтажный жилой корпус — гордость Готхоба. Своим длинным фасадом, сооруженным сплошь из стекла и бетона, он резко выделяется на фоне арктических скал и виднеющегося вдали ледника. Все материалы для этого ультрасовременного здания, кроме песка, воды и камня, нужно было доставлять морским путем из Европы. Немало трудностей приходилось преодолевать здесь датским инженерам и архитекторам, несмотря на то, что в области строительства в полярных условиях они отнюдь не были пионерами. На вечномерзлом грунте северных районов Советского Союза уже издавна возникают города с многотысячным населением, порты и промышленные предприятия.

Пятнадцать километров главных улиц Готхоба снабжены твердым покрытием. Зимой, кроме традиционных, во многих случаях незаменимых санных собачьих упряжек, по ним курсируют десяток-два такси, оснащенных радиотелефонами. Гренландец ведет машину уверенно, на большой скорости, с сознанием своей ответственности, как некогда его прадед управлял собачьей упряжкой.

Привитое веками состояние напряженного внимания, неустанной бдительности ко всему, что происходит вокруг, к малейшему, даже самому слабому звуку в сочетании с каким-то молниеносным рефлексом самозащиты — все это делает сына и внука охотников отличным водителем. В Готхобе не имеют понятия об ограничении скорости, гололед там — почти повседневное явление, движение на улицах оживленное — и тем не менее в течение последних восьми лет там не произошло ни одного несчастного случая! Большинство легковых автомашин на улицах — «Москвичи», которые, по мнению гренландцев, наиболее пригодны в полярных условиях.

Деньги для покупок охотник не добывает, как еще недавно, исключительно продажей мехов голубых песцов, шкур тюленей или белых медведей. В то время он никогда не мог быть уверен, с чем ему суждено вернуться в иглу. Сложный механизм ценообразования, резкие колебания цен, совершенно ему непонятные, возмущали охотника и наполняли его горечью. Порой за тщательно выделанный пушистый мех голубого песца торговец датской фактории записывал на его счет двести крон, а уже на следующий год за такой же или, может быть, даже еще более красивый мех — едва пятьдесят. И долго, замысловато объяснял, почему не может дать больше: мол, на пушных аукционах в Лондоне, Копенгагене, Париже или Амстердаме резко упали цены, голубые песцы вышли из моды, и элегантные женщины уже не хотят их носить.