— В путеводителе сказано: «С набережной Вильсона открывается величественная панорама Монблана».
Но Монблан в этот момент был закрыт облаками. Он часто закрыт облаками, и местные гиды приноравливаются. В таких случаях они, не моргнув глазом, указывают перстом на конус горы Ле-Моле, которая ровно на три километра ниже Монблана. Ее так и прозвали здесь «американским Монбланом». Туристы снимают Ле-Моле и довольны — не зря уплатили.
Как-то, читая газету, я наткнулся и на такое объявление: «Продается гора. Общая площадь — 4500 квадратных метров. Высота — от 1700 до 3000 метров над уровнем моря. Родники. Солнце в изобилии. Лыжный спорт доступен и летом. Цена — 1700 000 швейцарских франков. Комиссионные включены. Справки по адресу: Р.О.В. 102.1211 Женева 12».
Вот вам и красоты природы!
Исключительной считается — и не без оснований — и сама швейцарская демократия. Ни один народ не ходит так часто к избирательным урнам, как швейцарцы. Они голосуют по любым поводам. По вопросам федеральным, кантональным и коммунальным. Голосуют, строить ли шоссейную дорогу, разрешать ли азартные игры, когда начинать учебный год в школах, и по многим, многим другим требующим обсуждения проблемам. Кстати, в некоторых горных кантонах еще сохранилась «прямая демократия». В Аппенцелле или Гларусе, например, голосуют на площади. На манер Новгородского вече. Выкрикивают предложения и поднимают руки.
Но дело, конечно, не во внешних атрибутах нынешней швейцарской демократии. Главное — в ее внутренней механике: кантоны, а их в стране 22, могут путем референдума воспрепятствовать принятию любого предложения федеральных властей. Так, в 1949 году обе палаты швейцарского парламента единодушно утвердили закон о предоставлении правительству полномочий для организации централизованной борьбы против туберкулеза. Однако в результате референдума закон был отклонен 608 807 голосами против 201 551. Кантоны недвусмысленно дали понять Берну, что решают они, а не федеральный парламент. Хотя в парламенте были представлены их же депутаты, а большинство граждан, сказавших «нет», отлично понимало, что централизация усилий по борьбе с туберкулезом вполне оправдана и необходима. Подобных примеров в истории страны было великое множество.
Больше того, каждый швейцарец, если ему удастся создать комиссию и собрать 50 тысяч подписей под каким-либо предложением, может выдвинуть его на всенародное обсуждение и голосование.
Как-то я беседовал с одним базельским коллегой-журналистом об особенностях швейцарской демократии. Он был о ней весьма высокого мнения:
— Вот я, например, не бог весть кто. Но если я захочу, то могу сделать предметом референдума любой политический вопрос. Что вы на это возразите? А?
Спорить с ним было бесполезно. Поэтому я просто задал ему один вопрос:
— Тогда почему бы вам и в самом деле не выдвинуть на всенародное обсуждение какую-нибудь животрепещущую проблему. Ну, скажем, как обуздать рост цен на хлеб, мясо, масло, транспорт, квартиры? Уверен, что вы соберете не 50 тысяч подписей, а значительно больше. А?
Мой собеседник усмехнулся:
— Какой же это политический вопрос? Всем известно, что политика цен зависит не от кантональных властей. И даже не от федеральных. Тут все решает «Форорт» (1 «Форорт» — объединение крупных швейцарских промышленником и коммерсантов.).
...Еще одна характерная черта Гельвеции и гельветов — скромность. Говорят, что скромность тоже стала традицией. Как известно, Швейцария — страна туризма. Она буквально наводнена приезжими. И частенько можно слышать, как мамаша или гувернантка делают строгие внушения не в меру шаловливым малышам: «Не приставай к дяде с вопросами, он приехал к нам отдохнуть, ему нужен покой. Будь скромным».
Это «будь скромным» принимает иногда странные формы. Например, Швейцария — страна, где не существует орденов и медалей причем ее граждане не имеют права получать и иностранные награды.
Да что регалии: даже внешне высшие правительственные чиновники стараются не отличаться от других граждан. Считается, например, хорошим тоном, если министр ездит в малолитражном автомобиле. А еще лучше — трамваем. Другое дело, что швейцарские парламентарии занимают около 1000 мест в административных органах акционерных компаний. А многие представители трестов и банков становятся членами парламента и правительства. Например, 70 процентов членов Совета Национального банка Швейцарии составляют представители крупного капитала. Причем половина состава этого Совета назначается Федеральным Советом: теми самыми скромными людьми которые ездят на работу в трамвае. Известен не один случай, когда эти скромники по истечении своих правительственных полномочий получали высокие посты в крупнейших трестах страны.