— Ни пуха вам, ни пера, невоенные люди, — сказал дядя Иван.
Простились с хозяевами и ушли в морозную и промозглую ночь. Тугаи подтопил туман. Тяжелая тишь стояла над топью. И тучи стлались над тростником, темные и беспросветные.
У поворота тропы на север Нина велела нам обвязаться.
Она пошла первой. Ее фигура маячила впереди расплывчатым, призрачным пятном. Я шел замыкающим. Не минуло и четверти часа, как я раненой ногой угодил в промоину, набрал полный валенок воды. Чертыхнулся про себя и тут же влез в топь другой ногой.
Потом перестал считать купанья, ухая в песчаную, сцепленную корнями камыша жижу. Провалившись по пояс, дернул веревку. Мне помогли выбраться. Тут я увидел, что даже щуплому легковесу Васе Кабаргину крепко досталось. Полы его пальто тоже заледенели.
В рассказе все выглядит быстрым: дни сливаются, будто мы не месяц с лишним бродим, преследуя банду. Да и обо всем, что с нами случалось, не поведаешь. Так и о длинных часах ночного путешествия по болоту.
Снова двинулись по топкой тропе, проваливаясь в булькающую жижу, вытаскивая друг друга, и опять брели, держась за веревку. Пот тек из-под шапки, ел глаза, а ноги ломило от ледяной воды.
— Теперь уже скоро, — неожиданно остановившись, сказала Нина. — Собака брехнула.
Мы не слышали, но поверили ей охотно — чересчур измотались, потеряли ощущение времени. Лишь по тучам, которые обозначились на низком однотонном пологе, поняли — скоро день. И сгустился, стал плотнее, потек накатами клубящийся туман.
Наконец, вышли на сухое место, похоже, остров.
— Нина, дальше мы сами пойдем.
Вдруг она всхлипнула:
— Куда же вы такие пойдете? Замерзнете в степи. Там ветер. И их семнадцать гадов.
— Ты лучше нам дорогу объясни.
Сняв варежку, Нина стряхнула с ресниц слезы:
— Вон верба — прямиком до нее. Оттуда увидите заросли тамариска. Они уж на берегу растут. За ними низкий тростник — и степь, бугор, за которым отары.
— Спасибо, Нина. Прощай. В Гуляевку, в кино почаще езди.
Мы отправились к вербе, по-прежнему связанные веревкой на всякий случай. Увидели справа от нас, к востоку, желтый песчаный холм в темных пятнах верблюжьей колючки. Отару на северном, дальнем от нас склоне. Было уже совсем светло. Несколько черно-белых пятнистых собак бродили около всадника на буланой понурой кобыленке.
Я достал из-за пазухи бинокль и присмотрелся к чабану. Мужчина средних лет, по углам рта висят кисточки усов. Судя по описанию дяди Ивана, он-то и мог быть Ахмет-ходжой. Пастух дремал, поперек седла лежало ружье. Поглядел в бинокль и Вася.
— Похоже, он в карауле, — заметил Кабаргин. — Землянка, верно, здесь. Вон следы к ней.
Отошли вправо, чтоб получше осмотреть бугор. Тогда я увидел поодаль стреноженную лошадь; вход в землянку, завешенный кошмой. Труба землянки не дымила, хотя время для чабана не завтракать, а готовиться к обеду. Около входа — почти нет следов, снег, которого там было многовато, не истоптан.
— Что ж они — и не выходят... — протянул Вася.
— Пожалуй, их и след простыл. Захватили на хуторе продукты — и айда.
Кабаргин кивнул:
— Может быть. Только проверить не мешает. Вот, я думаю, уйти нам еще правее. Мне подальше, да и пошуметь в тростнике. Собак на себя отвлеку. Если бандиты там — выйдут. Тогда покричу — пусть спасают. Да и вы подоспеете.
— Ты, Вася, учти — собаки сторожевые, не Ивановы.
— А иначе как проверишь? А к спасенному — какое же недоверие?
— Пожалуй... — согласился я. План Кабаргина был хорош. — Давай в камыши. И шуми. Да с умом.
Вася смотал веревку и накинул моток на плечо. Мы сложили в вещмешки гранаты, патроны. Оставили на всякий случай пистолеты, которые можно было быстро спрятать под рубахи, и разошлись.
Вскоре недалеко от меня, в камышах, лаем зашелся пес. Хлопнул пистолетный выстрел. Я не сразу поверил, что слышал выстрел. Очень тихо он прозвучал.
Я почти бежал, беспокоясь за Кабаргина. И он и чабан, похожий на Ахмет-ходжу, были вооружены.
Нашел их по голосам. Оба кричали друг на друга достаточно громко.
— Когда Богомбаевы ушли? — спросил я, подойдя сбоку к Ахмет-ходже из камышей. Спросил запросто, как о вещи, которую он обязан знать.
— Неделю назад.
— Где они сейчас?
— Сказали, пойдут в Тасаральский рыбтрест.
— Сказали или пошли?
— Где они сейчас, мой двоюродный брат знает.