— Этот гражданин с нами, — сказал я.
Приятно говорить со строевым офицером: он сразу понял ситуацию, то, что Ахмет-ходжа — задержанный, и не задал ни единого лишнего вопроса.
Войдя в жарко натопленную караулку с мороза, мы долго кашляли, до слез, до дурноты. Помороженные лица раскраснелись, глаза слипались и болели; нас разморило. Капитан, разговаривая по телефону, тоже кашлял, да по-иному: верно, у него не только была ампутирована нога, но и пробито легкое.
— Командир сейчас будет, товарищ подполковник.
— Спасибо, капитан. Где воевали?
— Вы про это? — Он шевельнул ногой в легком ботинке. — На Курской дуге. Я в артиллерии служил. Командовал батареей. Два дня все хорошо шло. А вот на третий, при отражении атаки танков, меня и починили...
— И легкое пробито?
— То ерунда... — отмахнулся капитан. — Вот нога...
Вошел командир отряда, кряжистый такой казах, лет за пятьдесят, представился:
— Орозов. — Документы посмотрел, к себе пригласил. — Слушаю вас.
В кабинете три стула, телефон и печка железная, холод — что на улице.
— Мы ищем банду Богомбаева.
— Я сам ее ищу! — вспыхнул Орозов. — Они у меня шестерых убили, четырех коммунистов, двух комсомольцев! Они двадцать девять племенных английских жеребцов угнали. Сожрали, скоты!
— Поспокойнее, товарищ Орозов...
— Слушаю, — сцепив пальцы рук так, что костяшки побелели, Орозов уставился в пол.
— Работает в вашем отряде охранник на складе копченой рыбы, Ибрай его зовут.
— Шайтан побери этого аксакала! Сейчас мы его...
— Подождите, подождите! Вызвать старика надо осторожно, подменить на дежурстве — и украдкой сюда.
— Не привык я от своих скрываться... — пробормотал Орозов, но, посмотрев на меня, на мою одежду бродяги-оборванца, гмыкнул: — Извините, я не хотел вас обидеть...
— Дальше слушайте... Моего товарища, Кабаргина, вместе с человеком в тулупе посадите в смежную комнату. Стены тут фанерные — они наш разговор с Ибраем услышат.
Орозов сорвал телефонную трубку и, успокоившись, приказал капитану съездить на склад, подменить Ибрая и привезти в штаб, мол, ревизоры требуют, с бумагами. Потом Орозов стал растапливать железную печурку, а я сходил за Кабаргиным и Ахмет-ходжой и поместил их в смежную комнату.
Ибрай, высокий сутулый старик с холеной бородой, вошел в кабинет степенно, вежливо поклонился, положил на стол принесенные документы. В комнате вкусно запахло копченой рыбой, и я почувствовал, что давно бы пора поесть. Сидя у открытой дверцы печурки, я полуобернулся к Ибраю и спросил:
— Скажите, гражданин, где сейчас находятся Исмагул и Кадыркул Богомбаевы?
Ответил Ибрай, глядя на командира отряда:
— Не знаю я, где Исмагул и Кадыркул Богомбаевы. В сорок первом году куда-то скрылись, сбежали...
— Вы с ними недавно виделись!
— Кто мог так сказать? Вранье! — Старик вскинул бороду. — Клевета! Клевещет кто-то!
Тут из соседней комнаты Кабаргин вышел, за ним выскочил Ахмет-ходжа:
— Врешь! Ты врешь! Я им все рассказал!
— Идем, — сказал Кабаргин, тронув Ахмет-ходжу за плечо. Они вышли.
Старик сел, долго и пристально смотрел на меня, поцокал языком, головой покачал:
— Опоздал ты, начальник, пожалуй...
— Что?! — вскипел Орозов.
Но Ибрай теперь не обращал на него никакого внимания.
Я продолжал греть руки у огня, хоть сердце у меня екнуло громко, мне показалось, словно селезенка у лошади; сказал совсем тихо, спокойно:
— Опоздал я или не опоздал, не вам, гражданин, судить... Где они?
— В Тасаральском рыбтресте... У бригадира Наубанова Таукэ... У брата жены Богомбаева... Наубанов Таукэ и до войны работал в Тасаральском рыбтресте. На войну пошел, без руки вернулся... Опять бригадиром стал. Верят ему... На фронте, говорит, в партию приняли. Вот он, Наубанов Таукэ, и достал им справки, чтоб паспорта получить. Племянники его, Наубанова Таукэ, в Караганду людей послали. За паспортами... Должны... те люди уж вернуться. Вчера! Да вы сами у него спросите.
— Спросим, — сказал я.
— Спроси, спроси, начальник. Наубанов Таукэ у меня на квартире спит.
Я рассмеялся, и мне стоило больших усилий остановить свой хохот. Хохот, который мне самому очень не понравился: сдавали нервы после двухмесячного преследования.
Справившись с собственным смехом, я протянул в тон Ибраю:
— Раз я опоздал, скажите, гражданин, куда ж братья Богомбаевы со своей бандой направились?
— В Синьцзян...