...Янг повидал достаточно решительных людей и сам при случае, не задумываясь, пускал в ход свои увесистые кулаки. Но новый командир, лейтенант Джон Маррей, янки из Техаса, поразил Клиффорда. Как-то вечером в одном из бараков, громко именовавшемся баром, собралась теплая компания за партией в покер. Француз Руа, из «старичков», обвинил Маррея в жульничестве. Янки смерил его уничтожающим взглядом:
— Болван. Ты играешь в покер еще хуже, чем воюешь. Вспомни Биафру. За два месяца я отошел всего на десять миль, хотя у меня под командованием было только триста негров. А когда ты со своими тридцатью пятью лягушатниками сменил нас в Калабаре, то за месяц потерял всю провинцию. А ведь в вашем распоряжении было полторы тысячи негритосов. И знаешь почему? Вы слишком боялись этих проклятых негров. И своих и тех. Нужно было делать как я: расставлять перед окопами колья и насаживать на них черные головы — и тех, кто пытался наступать, и тех, кто осмеливался отступать без приказа. Конечно, для этого нужны нервы. А у тебя их нет.
Маррей встал, сгреб со стола выигрыш и направился к двери. Тут Руа выхватил из кобуры кольт. Да, янки доказал, что у него нет нервов: даже Янг не заметил, когда Маррей успел достать свою «беретту». Полуобернувшись, Маррей выстрелил, почти не целясь. Пуля попала французу в правое предплечье. Руа на другой же день исчез с базы Маунт-Дарвин, а Клиффорд Янг окончательно решил, что с таким командиром можно воевать.
Возлюбивший войну
Пожалуй, не меньше Янгу нравился и помощник Маррея, немец Вильфрид Шретер, без участия которого за последние тридцать лет не обходилась, кажется, ни одна война на земном шаре. Вильфриду не исполнилось и пятнадцати, когда он впервые взял в руки фаустпатрон, чтобы поджигать русские танки. С тех пор из всех видов стрелкового вооружения он больше всего любил реактивные гранатометы. В семнадцать Шретер удрал через границу во Францию и завербовался в Иностранный легион.
— После Дьенбьенфу наш первый парашютный полк перебросили в Алжир, — рассказывал он новичкам. — Потом, когда мятеж против де Голля провалился и нас, оасовцев, стали ловить, как куропаток, пришлось вернуться на родину, в Мюнхен. Только такая жизнь не по мне. Никакой дисциплины, никакого порядка. Что ни неделя, длинноволосые сопляки устраивают всякие демонстрации, а власти и ухом не ведут. Смотреть тошно на этих толстых слюнтяев из магистрата. Да и полиция не лучше, слишком уж церемонится со всякими там социалистами или анархистами, черт их разберет. В общем, когда один мой старый дружок предложил податься к испанцам, тоже в Иностранный легион, я долго не раздумывал. Им не нужно было никаких справок и рекомендательных писем. И фамилию мог назвать какую угодно, лишь бы был здоров. Только скука в этом чертовом легионе была страшная. Загнали нас в Сахару, а там и войны-то настоящей нет. Зато песку сколько угодно. А когда задует сирокко, прямо-таки ни смотреть, ни дышать невозможно. После этого ада я в Анголе просто душу отвел... Когда шли на Луанду, я специально напросился в передовой дозор. Взял «джип», пару пулеметов, четырех парней из ЮАР вроде него, — Шретер кивком указал на Клиффорда Лига, которого явно выделял среди новичков, — да семерых черных из отряда ФНЛА (1 Отряды ФНЛА (Национального фронта освобождения Анголы) были сформированы заирским предпринимателем и платным агентом ЦРУ Холденоти Роберто для борьбы против Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА) во главе с Агостиньо Нето. После предоставления независимости отряды ФНЛА вместе с южноафриканскими наемниками вторглись на территорию Анголы.). Солдаты они, я вам скажу, никудышные, даром что у каждого автомат, а на поясе пистолет. Чуть начнется стрельба, у них душа в пятки уходит. Того и гляди, удрать норовят. Но у меня это не проходило. Я себе подобрал бамбуковую трость потяжелее, на первый раз всыпал троим по сотне «горячих» и объяснил, что, если повторится, привяжу за ноги к «джипу» и потащу за собой...
Так вот, едем мы по дороге, вдруг какой-то подозрительный звук, вроде как птица большая пощелкивает, а толком, что такое, не поймешь. Я еще во Вьетнаме запомнил, что в таких случаях осторожность никогда не мешает. Останавливаемся, слушаем: все спокойно, лягушки квакают, птички посвистывают да обезьяны где-то вдалеке верещат. Впереди на карте деревня. Потихоньку двигаемся к ней, пулеметы наготове. Въехали — ни души. Видимо, у них на дороге «секрет» был, заметил нас и предупредил. Только как? Вдруг один из черных дергает меня за рукав и показывает вперед. Тут мне все стало ясно: перед хижиной стоит здоровенный тамтам — здесь, в Африке, они вместо телеграфа служат, — наверное, такой же был спрятан где-нибудь и в лесу. Тронемся дальше, а впереди о нас уже будут знать. Того и гляди на засаду нарвешься.
Я, конечно, приказал обыскать всю деревню, а сам с парнями на всякий случай остался с пулеметами в «джипе». Прошло минут двадцать, я уже успокоился, закурил, и вдруг — выстрел, а за ним вопль. Да такой, что прямо мороз по коже. «Все, — думаю, — влопались». Только тревога оказалась ложной. Просто один из моих горе-вояк нашел в какой-то хижине спрятавшегося старика и решил отвести ко мне. Он стал упираться. Тогда мой негр, недолго думая, вскинул автомат и выстрелил в него.
— Но ведь нельзя же просто так, ни за что ни про что, убивать людей, — не выдержал сидевший рядом с Клиффордом Янгом молоденький англичанин Том Кевин. — Нужно было хотя бы допросить его...
Вильфрид Шретер презрительно махнул рукой.
— О каком «человеке» ты болтаешь, парень? Я же ясно сказал, что это был черномазый. Вы там, в Англии, привыкли твердить о гуманности, о законе, о помощи слаборазвитым странам. Запомни одно: в Африке не страны развиты слабо, а мозги у этих... Думаешь, зачем после Анголы я махнул сюда? Вовсе не из-за барахла и денег, как ты, а чтобы уничтожать этих проклятых негров. Я готов прикончить их сколько угодно, чтобы в Родезии был порядок, если мне захочется поселиться здесь...
— И запомни второе, — поддержал немца Джон Маррей, — ты должен гордиться, что стал наемником, а не таскаешься без работы. После Конго у вас в палате общин один депутат, Генри Керби, правильно предложил наградить Майкла Хора Крестом Виктории. Об этом во Вьетнаме нам майор Браун читал. Керби так прямо и заявил: полковник Хор, мол, спас больше жизней европейцев и вообще сделал для человечества в Конго куда больше, чем все Объединенные Нации, вместе взятые. И к тому же несравненно менее дорогой ценой. Молодец Керби, правильно рассуждает.
«Ваша карьера — в родезийской армии»
Двадцатидвухлетний Том Кевин не осмелился возражать заслуженным ветеранам. В конце концов, может быть, они и правы? Правда, сам он попал в Родезию вовсе не из столь «высоких» побуждений. Когда он служил в десантных войсках в Ольстере, к ним в казарму не раз приходили вербовщики, расписывавшие прелести службы по контракту в родезийской армии: солнце, а не надоедливые туманы; высокое жалованье — двести пятьдесят фунтов стерлингов в неделю; неповторимая африканская экзотика, а главное — практически никакой опасности. У одного из них Кевин взял рекламную брошюру с многообещающим заглавием: «Ваша карьера — в родезийской армии», которую потом основательно проштудировал. Ее-то он и вспомнил, когда ушел из армии и тщетно искал работу. Все оказалось просто. Кевин позвонил по телефону 605541, сказал, что он радист первого класса и хотел бы поработать инструктором где-нибудь за границей. Ему любезно предложили явиться на следующий день для личных переговоров в городок Кемберли, в пятидесяти километрах от Лондона, и указали адрес посреднической конторы.
Оказалось, что «посредническая контора» служит ширмой для «Службы консультантов по вопросам безопасности», занимающейся вербовкой вовсе не инструкторов, а обыкновенных наемников для отправки в Африку. Но об этом Том Кевин и двадцать других парней узнали гораздо позднее, когда в одной из гостиниц аэропорта Гатвик несколько дней дожидались отправки в «экзотическую Африку» под бдительным присмотром майора Джона Бэнкса.