— Правительство?
— Те, что сидят в правительстве.
— И что можно сделать?
— Сменить их!
— А как?
— Голосовать еще раз.
— Этого нужно долго ждать. Не так ли?
— Можно с ними поговорить.
— Да, но ничего не выйдет. Потому что правительство не слушает.
— А как вы знаете, что не слушает?
— Не хочет, чтобы против него бунтовали.
— Правительство хочет, чтобы его слушали, а оно нас нет.
— Да. Но откуда вы это знаете?
— Да ведь газеты, как что-нибудь такое, выходят с белыми полосами.
— Правительство не знает, чем занимается полиция?
— Знает, но не хочет, чтобы газеты говорили всякое там...
— Так вы думаете, что правительство должно было бы прислушаться, но не хочет этого делать? Откуда вы знаете, что не хочет?
— Потому что, если выйти на улицу и кричать, так сразу и забирают.
— А кто выходит кричать на улицу?
— Студенты.
— И никто больше?
— Рабочие.
— Да, но больше всех протестуют студенты.
— И почему они протестуют?
— Потому что они смелые.
— Так, они смелые... Но чего они хотят, когда протестуют?
— Чтобы снизили цены на транспорт.
— Что еще?
— Они просят за рабочих тоже.
— Сеньорита! Полиция преследует студентов за то, что они делают оружие и бомбы, а это неправда.
— Значит, у студентов нет оружия? А чем они сражаются?
— Студенты сражаются рогатками, а у полицейских во-от такие пули!
— Такие большие? Это же снаряд для пушки...
— Ну... чуточку поменьше.
— Вы только что сказали мне, что правительство не слушает рабочих, не слушает студентов. Не хочет слушать. Трудно заставить слушать того, кто не хочет. Не так ли? Что бы мы могли сделать?
— Сеньорита, сеньорита! Писать письма! Возле нашего дома живет женщина, так она написала письмо и отослала его в правительство.
— И ей ответили?
— Нет... Не знаю.
— А что еще можно было бы сделать, чтобы правительство прислушалось?
— Сеньорита, я!
— Хорошо. Как тебя зовут?
— Лаурита...
— Какой же выход предлагает Лаурита?
— Я думаю, что самое лучшее, если бы правительство в течение месяца, ну... или несколько дней... пожило по-настоящему, как и все люди.
— А что ты понимаешь под этим «жить как все люди»? Что для этого нужно?
— Мы могли бы их всех завести в самый бедный район. И чтобы у них не было работы. И чтобы они не могли оттуда переехать. И чтобы им сказали, что работа есть, но чтобы они не могли туда добраться.
— Что еще? Кто еще хочет сказать?
— Чтобы, если умыться или попить воды, им нужно было бы далеко идти до колонки. А когда они пришли бы, чтобы вся вода кончилась.
— Что еще?
— Чтобы не было денег на автобус, и они ходили пешком... тысячу километров!
— Что еще? Что-нибудь другое...
— Чтобы у них болели зубы, а в госпитале не было врача.
— А что еще?
— Чтобы на рождество у них не было елки. Даже самой маленькой и дешевой...
Мария Эстер-Жильо
Перевел с испанского В. Ляховчук
Дорога через Саланг
Скажи мне кто-нибудь заранее, что в Афганистане в разгар весны, даже в начале лета по местным понятиям, я попаду в снежные заносы, буран, снежный раздрызг на дорогах — я бы от души посмеялся. Однако так все и получилось. И уже смеялся не я, а погода, смеялись своенравные, гораздые на любые шалости горы Гинду-куша, перевал Саланг. Было это десятого числа месяца саура 1358 года по мусульманскому солнечному календарю — иначе 30 апреля года 1979-го.
Мы выехали из Кабула утром, рассчитывая перевалить через горы и, спустившись в долину на севере, попасть к обеду в город Пули-Хумри, где нас ждал концерт в канун Первого мая. Всего три дня назад Афганистан отмечал первую годовщину Апрельской революции, так что праздники переходили один в другой.
В тот же день мы должны были вернуться вечером в Кабул. И вернулись бы, если бы не коварный Саланг...
Театр небес
Поначалу дорога была спокойной и прямой. Она текла по ровной зеленой равнине, где-то впереди высились горы со снежными шапками, но они пока оставались в стороне и казались лишь вечным атрибутом пейзажа. У пейзажа были и новые атрибуты: при выезде из города на перекрестках стояли бронетранспортеры, вдоль дороги, на некотором расстоянии от нее, кое-где виднелись танки, но и это казалось необходимым и уже — после нескольких дней в Кабуле — не удивляло. Революция еще очень молода, ей исполнился всего год, так что защищать ее следовало именно так — в постоянной готовности.