Выбрать главу

Но в остальном новожалованный лейтенант следит за порядком строго. Отмечает в журнале: «Воды в судне 5 дюймов, которую, вылив, оставили на 2 дюйма». Вселяя в людей бодрость, днем и ночью деловито стучат насосы, приводимые в движение ветром. Через день: «Воды в судне 2 дюйма». Уж от течи в трюме они не утонут, это точно...

Спутники у Чирикова таяли, покидали его один за другим. Вечером шестого октября умирает лейтенант Иван Чихачев, в ночь на восьмое уходит за ним и Михаил Плаутин. Немного не дожили до счастливой минуты; утром торопливо запишет в шканечном журнале Елагин:

«В 7 часов пополуночи увидели землю, горы высокие, покрыть все снегами и по мнению места оных гор надлежит быть берегу от из Сопа до Вауа на N, но токмо еще за туманом подлинно познать невозможно».

Боится поверить, что это камчатский берег, сдерживает свою радость штурман Елагин.

Но с каждой милей исчезают сомнения: да, родная земля, знакомый, свой берег!

И к вечеру на следующий день уже открывается горбатый мыс Вауа приветливым огоньком маяка. От него они все эти трудные месяцы вели отсчет пройденным милям. Только обогнуть мыс — и вот она, бухта Авача, долгожданный причал, надежная гавань Петропавловская!

Однако лейтенант Елагин поворачивает в открытое море. Ночь опускается, и ветер противный, встречный. Надо обождать до утра. Этого еще не хватало, чтобы разбиться в темноте о скалы родной земли!

Наверное, это была самая длинная ночь за все время их плавания...

Но все-таки и она кончилась. Рассвело, пошли к берегу. Весь день пытались войти в гавань, а ветер мешал, противился, как назло, вконец изматывал обессиленных моряков.

Уже опять стало смеркаться. Зажегся на вершине мыса маячный огонь. Неужели снова уходить в море и ждать еще целую ночь?!

Экое несчастье бедственное! Не доживет до утра Чириков. И Елагин уже в полной, кромешной тьме — буквально ощупью, припоминая каждый выступ береговых скал, заводит корабль в гавань.

Бросает якорь дагликс, палят радостно из пушки — и все заваливаются спать. Даже Елагин спит как мертвый.

Не спит только Чириков. Лежит на койке в своей холодной каюте, прислушивается к завыванию ветра, всплескам волны и скрежету якорной цепи, смотрит в темноту. Один за всех несет последнюю вахту. Вспоминает день за днем трудное плавание, пропавших без вести товарищей.

Разные мысли одолевают в эту бессонную ночь капитана — и кто бы смог о них рассказать? Нераздельно перемешаны в них и радость, и гордость, и скорбь о погибших. И не дает покоя судьба исчезнувших без следа...

Так он лежит и думает, пока за слюдяными окошками с частым, словно решетка, переплетом тускло не забрезжит холодный рассвет.

«10 октября 1741 года. 9 часов. Ветр малой, небо облачно и холодно, прибыл из гавани на шлюпке к нам прапорщик Левашев и объявил, что капитан командор на пакет-боте Св. Петра еще с моря в гавань не бывал...»

Где же Беринг? Где товарищи, ушедшие вместе с ним навстречу неведомому на «Святом Петре»? Неужели так же бесследно пропали, сгинули, как Дементьев с матросами?

Эти тревожные мысли отравляют радость возвращения, встречи с друзьями.

И смерть продолжает хозяйничать на корабле. В десять часов утра умирает, так и не протрезвившись, астрономии профессор Делиль де ла Кройер..

Все опасаются, как бы столь же горькая участь не постигла и капитана. И Елагин спешит переправить впавшего в беспамятство Чирикова на берег. С трудом сносят его на руках матросы в шлюпку. И так — на руках — везут к берегу.

А Елагин не покидает корабль, пока не наведет полный порядок и не сделает в журнале последнюю запись: «Поставили пакетбот на место, на котором ему надлежит и зиму стоять, с правой стороны с носу положили дагликс якорь с кормы той якорь и с левой стороны с носу и с кормы закрепили перлини на берег и зачали растакалиживать».

Вот теперь можно и на берег. Можно и отдохнуть, отоспаться длинными зимними ночами, узнать новости, обсудить их. А новостей накопилось много, пока они плавали. Оказывается, давно уже в стране не императрица, а император. Анна Иоанновна преставилась еще прошлым летом и наследником провозгласила двухмесячного младенца Иоанна Антоновича. Чудны дела твои, господи! От его имени правит мамаша — Анна Леопольдовна.

Они еще не знают, что и эти новости уже устарели. Пока они приходят в себя после трудного плавания, младенца-императора в ноябре 1741 года свергает дочь Петра I Елизавета. Но вести об этом дойдут на Камчатку, на край земли, еще не скоро...