Сколотив из обломков своего корабля небольшое суденышко, немногие из экипажа «Святого Петра» вернутся в Петропавловск только в августе 1742 года, но Чирикова там уже не застанут. Алексей Ильич, еще ничего не зная о судьбе командора, уехал зимовать в Якутск, работает там над отчетом о своих плаваниях.
От пережитых невзгод сам Чириков писать не может. Рука не слушается. Все донесения и письма аккуратным почерком выводит писарь Иван Редин, а Чириков только с трудом добавляет последнюю фразу и подписывается Маленькая деталь, но как о многом говорит она.
И как аттестует Чирикова то, что не забыл он отметить даже заслуги скромного писаря Мы бы наверняка имени его не знали. Но специально напишет об Иване Редине капитан «Будучи долгое время при главных делах Камчатской экспедиции исправлял, что надлежало бы исправлять доброму секретарю со всяким прилежанием и неусыпным трудом беспорочно, о чем и от меня ему дана надлежащая по доброй совести моей рекомендация пока же иного награждения за многие его труды учинить силы не имею...»
Нет, не ожесточила чувствительного сердца Чирикова суровая морская служба, правильно было сказано в его послужном аттестате.
За такое внимание и заботливость и любили беззаветно и преданно своего капитана все его спутники, готовы были пойти с Чириковым на край света и даже дальше!
Гордый, торжествующий, заслуженно ожидающий новых назначений и плаваний, увозит Иван Елагин рапорт Чирикова в Петербург — и новенькую уточненную карту открытых за эти два плавания островов и побережья Америки.
А первый курьер, отправленный год назад, еще только-только доскакал до столицы...
В Петербурге с жадным любопытством изучает карту Михайло Васильевич Ломоносов, сочиняет торжественную оду в честь отважных мореплавателей:
В Камчатский порт, веселья полны...
Уже Американски волны
К тебе от веточных стран спешат, —
обращается он с надеждой к Елизавете.
Однако новая императрица не разделяет его восторга. Она приказывает Великую Северную экспедицию прекратить. Одним небрежным росчерком пера дочь Петра похоронила великие замыслы своего отца...
Но, к счастью, уже не вычеркнуть того, что сделано! А сделано много. Совершен великий подвиг во славу родины и науки.
Чириков в далеком Якутске еще не знает о решении императрицы. Он уверен: экспедиция будет продолжена. Но уже чувствует: не осталось сил участвовать в ней. Двадцать лет он странствует в этих суровых краях. Он безмерно устал. И диктует верному экспедиционному писарю Ивану Редину прошение императрице:
«И от природы я был некрепок, а от вышеупомянутой болезни еще и ныне совершенно не освободился и с ног знаки цинготный не сошли, также и зубы не все укрепились, ибо как был в самой тяжести той болезни, то все зубы тряслись, и чюдь держались от чего ныне наибольшую чювствую в себе слабость и за тем впредь в экспедиции быть веема неспособен.
За долговременную бытностию маю в экспедиции дом и деревни, которые имею, хотя неболшие, без призрения, раззоряются и ежели еще удержан буду в экспедиции, то вконец разорятся и впредь уже приехать будет не к чему и жить мне и жене моей и детям будет негде и пропитатся не от чего.
И дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было меня, нижайшего, за долговремянную мою в Камчацкой экспедиции бытность и за слабостию здоровья и для исправления разоряемого за непризрением домишка моего, а наипаче для многолетнего Вашего Императорского Величества здравия вседражайшего из экспедиции уволить.
Всемилостивейшая государыня прошу Вашего Императорского Величества о сем моем челобитье решение учинить».
Без ответа на это прошение Чирикова еще несколько лет продержали в Енисейске. Весной 1746 года ему наконец разрешили приехать в Петербург и назначили директором Морской академии. Но прожил он после этого недолго. Умер в конце 1748 года, так и не выбившись из нужды. Еще много лет после его смерти вдова и дети Чирикова не могли расплатиться с долгами.
Мы даже не знаем точно, когда умер Чириков: предположительно в конце ноября 1748 года. И где похоронен Алексей Ильич, тоже никто не знает. Не сохранилось ни одного его портрета.
Деяния Чирикова незаслуженно померкли в сиянии посмертной славы Беринга. Лишь мудрый Ломоносов решительно заявит: Чириков в этой великой экспедиции «был главным и прошел далее, что надобно для чести нашей».