Только через сто лет, в середине прошлого века, когда впервые опубликуют карту с маршрутом плавания Чирикова и открытыми им землями, известный морской историк А. Соколов даст его трудам должную оценку:
«Плавание Чирикова есть истинное торжество морского искусства, торжество воли человека над случайностями.
...Открыв Американский берег полуторами сутками ранее Беринга, в долготе одиннадцатью градусами далее; осмотрев его на протяжений трех градусов к северу и оставив пятью днями позже, Чириков возвратился в Камчатку — восемь градусов западнее Берингова пристанища — целым месяцем ранее; сделав те же на пути открытия Алеутских островов; во все это время не убирая парусов и ни разу не наливаясь водой; тоже претерпевая бури, лишения, болезни и смертность, более, впрочем, павшую у него на офицеров, чем на нижних чинов. Превосходство во всех отношениях разительное!»
Таррафал — никогда снова!
Они обнимаются взволнованно и крепко, словно не видели друг друга много лет, хотя на прошлой неделе оба участвовали в заседании Союза борцов антифашистского сопротивления. Там и было решено, что именно они — Франсишку Мигел и Мануэл Алпедринья — вылетят в Республику Островов Зеленого Мыса, чтобы доставить оттуда в Лиссабон останки португальских патриотов, замученных фашистами в Таррафале.
Они обнимаются, похлопывая друг друга по плечам, а вокруг почтительно молчат представители правительства молодой республики, столичного комитета партии ПАИГК, ветераны национально-освободительного движения островов, антифашисты, журналисты, собравшиеся в этот жаркий февральский день семьдесят восьмого года в столичном аэропорту
В Таррафал, поселок на северном берегу острова Сантьягу, в семидесяти километрах от столицы республики города Прая, сразу же поехать не удалось. Португальских гостей приглашают на обед в маленькую гостиницу на берегу океана Кабовердианос (так называют себя граждане этой республики) помогут отправить в Португалию останки ее славных сынов. И мы, два советских журналиста, прилетевшие из Лиссабона, знакомимся с ними тоже.
Рядом за столом сидит Линеу Миранда, высокий, смуглый, с лысеющим лбом, седыми висками. О чем бы он ни говорил, его взгляд, лукаво проскальзывающий поверх стареньких очков, светится улыбкой.
Линеу был самым последним заключенным кабовердиано, выпущенным из Таррафала.
— Двадцать пятого апреля 1974 года нас построили на вечернюю поверку. Вдруг появляется начальник лагеря, встает перед строем, оглядывает нас и говорит: «Сегодня в Лиссабоне произошли важные события. Вооруженные силы сместили правительство. Я официально сообщаю вам об этом. И еще сообщаю, что жду инструкций из Лиссабона». «Инструкции» пришли уже через несколько часов «Освободить всех!» Всех и освободили. Кроме меня. Меня начальник лагеря считал особо опасным преступником. И решил еще раз посоветоваться с новой властью. Я вышел из лагеря последним. Было это Первого мая семьдесят четвертого года, в два часа дня.
Линеу закуривает и, окутавшись сизым дымом, словно уходит...
— Кофе? — спрашивает официант у Линеу, возвращая его в зал
Пьем кофе, Франсиско нервно поглядывает на часы, Алпедринья шепчет, что пора бы и выезжать Машины готовы вот они шелестят за окном по гравию
Сначала путь идет через городок Прая, а потом — через весь остров — к Таррафалу.
Удивительно, что эти края до сих пор не открыты еще для съемок фантастических кинофильмов. Вряд ли где-либо еще на нашей планете найдется столь подходящая натура для съемки любых космических — лунных ли, марсианских — ландшафтов. Поэтическое имя архипелага — Острова Зеленого Мыса — вовсе ни при чем: здесь нет и намека на какую бы то ни было зелень. Всюду, куда ни посмотришь, только черный цвет. Камни черные, пыль черная. Черная, застывшая после какого-то доисторического извержения пемза вулканической лавы.
Линеу говорит, что последние дожди прошли здесь десять лет назад. Десять лет без дождя! В субтропиках! Неудивительно, что даже привыкшие к любому зною агавы, сиротливо торчащие по обочинам дороги, превратились в рахитичные желтые соломинки.
Черная равнина, за ней серые, черные и иссиня-черные горы.
И вдруг при въезде в долину речки, сбегающей по отрогам холмов к морю, в лицо бьет свежесть, а глаза ослепляет пронзительная зелень пальм. Машина останавливается. Выходим, изумленные трансформацией марсианского пейзажа в сады Эдема.
— Когда-то и здесь были камни и песок, — говорит Линеу. — Но работавший на острове португальский инженер Алмейда Энрикеш обнаружил глубоко под землей артезианские воды. Энрикеш утаил свое открытие и начал потихоньку прибирать к рукам эту долину: за мизерную плату брал крестьянские наделы «в аренду» до двухтысячного года. Поскольку земля здесь была практически бесплодна, крестьяне без особых сожалений расставались с ней. А там, где возникали проблемы, на помощь Энрикешу приходили колониальные власти или даже ПИДЕ. Когда у него в руках оказалась вся долина, он выписал оборудование, пробил скважины и превратил свое поместье в оазис. Да еще и нанял за гроши тех, кто раньше владел этой землей. После 25 апреля мы выслали его в Лиссабон.