Суббота проходила в борьбе с клопами, стирке, мытье.
В воскресенье подъем объявлялся, как обычно, в пять часов. И если ничего не случалось, мы отводили воскресенье для чтения и занятий. Беседовали о политике.
Так было только вначале. Режим ужесточался. В тридцать седьмом году комендант решает отрыть вокруг лагеря ров 20 августа заключенных выстраивают на плацу, «Врач» Эсмералдо Пайс начинает «осмотр».
Из шестидесяти узников, у которых к тому времени появились симптомы малярии, только пятеро были освобождены от работы.
Мы протестовали, но напрасно. Нас построили в шеренгу, и работа началась. Августовское солнце нестерпимо жгло, земля раскалилась, и те, у кого не было обуви, переступали, подпрыгивали, чтобы не обжечь ноги. И ни ветерка. Ни тени.
Мануэль дос Рейс требовал от охранников, чтобы они заставляли нас работать во всю силу, но каждый день все больше и больше узников заболевали малярией.
Начался один из самых трудных периодов в истории Таррафала. Мы называли его «тяжелое время» Погибли первые товарищи.
Каждое утро охранники врывались в бараки, чтобы определить, кто еще в силах идти рыть ров, а кто — по их мнению — притворяется больным.
— Подъем! Шагом марш на работу!
Потом начались дожди. Потоки воды, упав на горячую землю, поднимались жарким паром, окутывали нас липкой влагой. Ливни прервали работы во рву. Но, как только небо очистилось, мы снова копали землю, задыхаясь от зноя.
Во рву оставалось все меньше и меньше узников.
— На работу! Нечего притворяться! — орали охранники, хотя каждое утро, появившись в бараках, они видели следы рвоты, видели наших товарищей, еще здоровых, спешащих к больным с жестянками.
Узники погибали один за другим. И в «медпункте» раздраженно позевывавший Эшмералду Пайш выписывал очередное свидетельство о смерти. На анкете появлялся кривой росчерк: «Умер».
Тело укладывали в гроб, за которым приезжал из поселка грузовик. Караульный солдат садился в кабину рядом с водителем. В кузов поднимались десять самых близких товарищей погибшего. На плацу выстраивались в две шеренги узники. Грузовик медленно ехал между нами, и товарищи обнажали головы, отдавая последнюю и единственную возможную почесть погибшему. В воротах грузовик останавливался для проверки. И в этот момент в лагере наступала абсолютная тишина. Неподвижные, похожие на скелеты, изголодавшиеся, исстрадавшиеся, измученные малярией и желтухой люди в тряпье и обносках провожали взглядом грузовик, исчезающий за забором
А потом был недолгий путь до кладбища Ашада, где не было салютов, цветов и речей. Лишь два негра-могильщика на краю вырытой могилы, ожидающей гроб.
Падала земля на крышку, мы сжимали кулаки, прощаясь с погибшим, и шептали для него и для нас самих:
— Борьба продолжается, товарищи!»
Да, борьба продолжалась! В этих чудовищных условиях они не сдавались, продолжали жить и учиться, готовиться к будущей революционной работе, к которой намеревались вернуться после освобождения.
Книга «Таррафал. Свидетельства» рассказывает:
«...Каждый заключенный как человек и как борец-антифашист обязан учиться. Одно из первых наших требований, предъявленных комиссии лагеря, было право на чтение и учебу. И так как нам постоянно отказывали в этом праве либо не полностью удовлетворяли наши требования, мы вынуждены были любыми путями добиваться поставленной цели, стремясь перехитрить бдительных надзирателей.
При первых обысках часть книг спасли. Их прятали в соломе матрацев, на крыше бараков или в огороде, словом, в любом месте, где можно было устроить надежный тайник. Периодически в бараках появлялись охранники и командовали:
— Все книги — на стол!
— Запрещено писать!
— Отдать чернила, бумагу и книги!
Обыски повторялись, но у нас всегда были книги, чернила, бумага. Откуда?
Карандаши мы делали из угля. Чернила изготовляли из раствора, вынесенного из медпункта, и краски из плотницкой мастерской. Обрывки бумажных мешков, в которых завозили цемент, резали и использовали для копирования наших немногих книг. Переписывали их по ночам.
Света не было, но мы смастерили небольшие керосиновые светильники из пустых флаконов от медикаментов, которые посылали нам родственники. Протыкали пробки, через дырочки пропускали фитилек и накладывали сверху маленькую алюминиевую крышку от тюбика с таблетками. Оставалось залить керосин, который в лагере удавалось достать, и светильник готов.