Я сидел на террасе отеля «Королева» в Виктории, столице Британской Колумбии, и глядел на (гавань. В дальнем углу ее робко пристроились некогда гордые трехмачтовые корабли с длинными прямыми реями, барки, шхуны. Ванты их порыжели от ржавчины, рангоут скособочился и поломался во время зимних штормов.
У стенки стояли безобразные железные паровые коробки. Из их труб (на некоторых судах этих чертовых цигарок было даже по четыре штуки) валил густой жирный дым, вонючими клубами тянувшийся через когда-то столь чистую гавань.
Мне было едва за сорок, но чувствовал я себя таким же дряхлым и полуразвалившимся, как старый барк.
К моему столику подсел мистер Лакстон, который, как и я, ежедневно приходил в отель обедать и строчил на веранде репортажи в газету.
— Привет, капитан Восс!
— Привет, мистер Лакстон!
— Что вы скажете о плавании Слокама?
— А что я могу сказать, если впервые от вас слышу это имя?
Слово за слово, и я узнал, наконец, что капитан Джошуа Слокам на двенадцатиметровом шлюпе «Спрей» один-одинешенек обошел вокруг света. Теперь он описал свои приключения в книге, которую мистер Лакстон и дал мне почитать.
На следующий день я сказал Лакстону:
— Трудность не в том, что судно маленькое. Я уверен, хорошо сработанное малое судно так же надежно, как и большое. Риск был велик, потому что Слокам плавал в одиночку. Один человек не в состоянии двадцать четыре часа кряду нести вахту и вести наблюдения. Месяц, полгода, год судно может идти само, без человека на палубе,— и все будет в порядке. Но где гарантия, что в один роковой день на его пути не окажется вдруг чужое судно или скала? Слокам несколько раз просто чудом избежал этой опасности. Вдвоем я бы на такое плавание отважился в любой момент, а в одиночку — нет, не рискну.
Лакстон долго ковырял соломинкой в стакане.
— Капитан Восс, а слабо вам вдвоем со мной на маленьком, как у Слокама, судне обойти вокруг света?!
— Мне-то не «слабо»,— сказал я,— но как быть с вами? Вы ведь моря и не нюхали... И, самое главное, кто будет платить?
Тут Лакстон раскрыл мне свой план. Я узнал, что назначен приз за кругосветное плавание на судне, меньшем, чем было у Слокама. Число участников не оговорено. Лакстон собирался плыть вместе со мной, посылать из портов статьи в газеты, а в конце концов издать книгу.
— Приз 5000 долларов. Вы получите 2500 долларов и половину всех гонораров.
В те времена 2500 долларов были приличными деньгами. Но осторожности ради я решил выяснить все досконально:
— Как же вы собираетесь финансировать это предприятие?
Лакстон вытащил чековую книжку, заполнил листок и показал мне:
— Я беру на себя половину всех расходов.
— Идет! — Я протянул ему руку.— Вторая половина — моя.
На следующее утро я отправился подыскивать судно. Я уже ясно представлял себе, каким оно должно быть. Протопав несколько часов пешком, я добрался, наконец, до индейской деревни. У черты прилива, на берегу пролива Джорджия, стояли пироги здешних жителей. Я остановился возле самой большой и остойчивой из них и стал терпеливо ждать. Через некоторое время пришел некий краснокожий джентльмен и забрался в пирогу. Я присел рядом. Сначала мы поговорили о погоде, потом — о нынешних временах, которые, как мы оба установили, были неважнецкими. Далее речь зашла о рыбной ловле вообще и о китобойном промысле, которым занимались местные индейцы, в частности. Оказалось, что здесь дела тоже обстояли так себе, а причина тому — явно «эти проклятые пароходы».
Тогда я осторожно заметил, что в трудные времена — все трудно. Попробуй, например, продать пирогу — так, поди, и не возьмешь за нее хорошей цены. Мой краснокожий друг энергично меня опровергал. Он считал, что покупка пироги — самое надежное капиталовложение, особенно если пирога такая, как та, в которой мы сидим. Ее построил пятьдесят лет назад его отец. Построил из красного кедра и — заметьте — из цельного куска!
Я согласился: да, тот кусок кедра некогда, безусловно, имел свою цену. Но, с другой стороны, пятьдесят лет — для пироги возраст довольно почтенный, и уж если бы я решился когда-нибудь купить лодку, хотя это вовсе и не входит в мои намерения, то предпочел бы получить кое-что поновее.
Короче говоря, к наступлению сумерек я за малую цену купил большую пирогу, сел в нее, взмахнул веслом, да так и махал им всю ночь напролет — до самой Виктории. Там я нарастил борта пироги где на 10, а где и на 18 сантиметров и укрепил ее корпус шпангоутами и кильсоном. Под днищем приладил киль — свинцовую чушку килограммов в триста. Затем соорудил маленькую каюту со столом, провизионным шкафчиком и койкой. В корме я устроил нечто вроде маленькой рубки. К ней подвел фалы от трех небольших мачт. Таким образом, я мог отлично управлять парусами, не покидая рубки. Мой маленький трехмачтовик мог нести паруса общей площадью не менее 21 квадратного метра. Полная длина его от кормы до штевня, украшенного великолепной индейской резьбой, составляла 11,6 метра, а по ватерлинии — 9,15 метра. Наиболее слабым местом была ширина — максимум 1,68 метра.