Маленький королевский ужин состоял из нескольких свиней, зажаренных на раскаленных камнях. На гарнир подали корни ямса и всевозможные овощи. Его королевское величество настойчиво потчевал нас хмельным напитком. Капитан Декстер разъяснил, что это пальмовое вино. На пиршество явились все без исключения подданные короля в возрасте от полугода и старше. Островитяне были довольны и радостны, все пели и плясали. А над шумным праздником ярко сияла огромная тропическая луна.
Гуляли мы до восхода солнца. Островитяне нас не съели. Вопреки мнению лоции они вели себя исключительно учтиво. Правда, один из них перепил пальмового вина и начал было скандалить, но незамедлительно был схвачен четырьмя лучшими друзьями и предъявлен пред светлые очи короля. Тот разразился длинной речью на местном языке, а потом повелительным жестом указал на лагуну, сверкавшую под луной метрах в шестидесяти от нас.
— Ходи-ходи,— позвал он нас на ломаном английском.
Король, жители деревни и мы с Норманом поспешили к пляжу, где мужчины, зайдя по колено в воду, полоскали своего упившегося дружка.
Король поднял руку. И тотчас же четверка обмакнула жертву в воду. Они держали его в таком положении до тех пор, пока король не опустил руку. Пьяный давился и отплевывался. Король снова поднял руку. Голова нарушителя приличий тотчас скрылась в соленой воде. О том, что он еще жив, свидетельствовали только трепыхавшиеся ноги. Движения их становились все более вялыми. Мановение королевской руки — и четверка поставила своего друга на ноги. На этот раз из его желудка шла уже чистая, прозрачная вода. Но король был правителем строгим и обстоятельным. Еще один взмах руки — и... ноги охальника совсем перестали шевелиться. Нас охватил страх. Может, это и есть как раз тот подозрительный обряд, о котором предостерегала лоция?
Четверка выволокла безжизненное тело на берег. Там его сперва опрокинули вниз головой, чтобы вытекла вода. Потом начали катать взад и вперед по песку. Глядь, а он уже раскрыл глаза, глубоко вздохнул, поднялся и склонился в поклоне перед королем — абсолютно трезвый! Все снова потянулись к королевскому «дворцу». Праздник продолжался.
Мы решили выйти 19 сентября. На прощание островитяне столь щедро одарили нас мясом, кокосовыми орехами, связками бананов и корнями ямса, что бедняга «Тиликум» едва смог все это вместить.
Мы вышли со свежим пассатом. Провожала нас вся деревня. Я взялся за румпель и аккуратно провел «Тиликум» между рифами в открытое море.
Без особых приключений (да расстояние-то пустяковое — всего несколько сотен миль!) через атолл Манихики и острова Самоа мы добрались до Фиджи, где задержались на несколько дней в Суве — главном городе колонии. Здесь меня подстерегала неожиданность. 21 октября Норман произнес речь:
— Джон! Я обмозговал наши дела со всех сторон. Бесконечное плавание совсем не оставляет мне времени для работы над газетными статьями и книгой о наших дорожных приключениях. Поэтому я решил плыть отсюда в Австралию на пароходе. Пока ты доберешься до Сиднея, я напишу обо всем, что мы пережили до сих пор, а потом ты расскажешь мне о своих новых перипетиях, и я обработаю этот материал для печати.
Я не знал, смеяться мне или плакать. Идеальным компаньоном я Нормана, откровенно говоря, не назвал бы, однако, с другой стороны, не бывает ведь ни праведника без порока, ни грешника без покаяния, а одной рукой и узел не завяжешь. Да, ничего себе — сюрприз! Что же мне теперь делать?
— В моих краях говорят: не задерживай того, кто уезжает,— сдержанно ответил я Норману.
В Сиднее мы с ним встретились еще разок и больше не виделись никогда.
По Австралии с «балаганом»
Двадцать второго октября я нанял Луи Бриджента, профессионального моряка. Он искал рейс в Тасманию, где хотел навестить сестру. То, что я собираюсь пройти сначала 1800 миль до Сиднея, потом 1000 миль вдоль австралийского побережья и, наконец, еще 1000 миль до Тасмании,— его не смущало. Вечером мы уже вышли из Сувы.
На пятый день нашего путешествия ветер стал медленно, но упорно крепчать. Мы убирали один парус за другим. В мою вахту, с восьми вечера до полуночи, стояли только фока-стаксель да грот. «Тиликум» шел на полный бакштаг. Время от времени мне удавалось довольно долго глиссировать на склоне волны, и тогда судно неслось полным ходом в облаке пены и брызг.
Как всегда, когда ветер начинал крепчать, я опоясался страховочным концом и надежно закрепил его за скобу, вделанную в стойку рубки.