Розыски письменных памятников не только страсть ученого, это часть его работы по изучению древнерусской книжной культуры, географии ее обитания, центров переписки, манеры писцов и рисовальщиков, путей миграции рукописных и старопечатных книг.
— Случай археографа любит,— со сдержанной улыбкой заметил Александр Александрович, когда я рассказал ему о своих встречах и беседах на вологодской земле. — Но к этому случаю я шел с 1975 года, когда уже знал о Калягиной и о том, что книги хранятся у нее дома.
— И вы не пытались с ней заговорить?! — удивился я.
— Представьте себе — нет! — Амосов развел руками и улыбнулся.— Конечно, я бы с удовольствием пришел к бабушке в гости. Побеседовал бы, попили чайку, но я боялся одной неудачной беседой смазать всю последующую работу... Но, — он снова улыбнулся, — неспешность меня и подвела. — Ждал, ждал и переждал.
— Хорошо, что сотрудники музея проявили такую оперативность...
— Малинина и Федышин просто молодцы, и я им искренне завидую. Но здесь нужно отметить и исключительную роль Елены Александровны, потому что без таких, как она, помощников-доброхотов, собирательство книг никогда бы не получило такого размаха, как сейчас. В июле 1982 года я снова в этом убедился.
Мы приехали в деревню вместе с Надеждой Николаевной Малининой, и Калягина сказала: «Ищите, ребята! Чует мое сердце — что-то еще у нее было припрятано». И мы стали искать: сначала в избе — в кладовке и на печи, потом на чердаке. Честно говоря, я надеялся найти ну пять, ну десять книг от силы.
— А амбар? — не вытерпел я, подстегивая рассказчика.
— Амбар приглянулся мне с первого взгляда, но я решил оставить его «на потом». Собственно говоря, его можно назвать и сараем, и дровяным складом одновременно. Ключ от помещения был утерян, и с разрешения Елены Александровны пришлось выломать дверь. Первое, что я увидел, — связка шестов и жердей, заслонивших проход. И между ними... «Псалтирь» восемнадцатого века. Когда выгребли древесный мусор, открылся лаз, в котором стоял ящик, и в нем проглядывало что-то темное, матовое, похожее на кожу. Потянул его на себя, и сразу в моих руках оказалось, тридцать книг. «А где один ящик, — подумал я про себя, — там должен быть и другой». Приподнял «бревна, проделал новую дыру и полез. Но сверху что-то посыпалось, и я застрял посередине: оказалось, на шее лежала толстенная доска, а бока придавлены дровами. Рядом с теменем со звоном рухнула ржавая коса. Я посмотрел наверх и увидел вторую косу, которая качалась на тоненьком гвоздике, готовая вот-вот сорваться мне на голову. Снаружи что-то кричали, но я не отвечал: без второго ящика возвращаться назад не имело смысла. Пришлось ползком расширять нору и ощупывать пространство между бревнами. И как только я освоился в новой для себя обстановке, тут же нашелся и второй ящик. Книги я передавал через лаз Елене Александровне, а та — Надежде Николаевне. Третьего ящика, несмотря на все поиски, не оказалось. Но абсолютной гарантии, что его не существует, у меня нет... Когда пересчитали книги, их оказалось около сотни, в том числе XVI—XVII веков.
Все время, пока мы беседовали, перед Амосовым лежали книги из Калягинского амбара. Иногда он бережно разглаживал потрепанные корешки, а страницы переворачивал не пальцами, как принято, а специальной палочкой, которая не оставляет следов. Названия некоторых книг я выписал в блокнот: «Сказание о Мамаевом побоище», «Повесть о взятии Царьграда», «Евангелие учительное», выпущенное в Вильно в 1595 году, уникальное издание «Псалтири», текст которого не совпадает ни с одним из зарегистрированных в научной библиографии.
По предварительным подсчетам Амосова, калягинское книжное собрание складывалось более полутора веков. Часть книг попала в калягинский дом из вологодского архиерейского дома и из близлежащих монастырей, другие, так называемые «мигранты», совершили путешествие из Польши, Белоруссии, Украины. Но история большинства книг пока остается тайной за семью печатями.
На одном из древних изданий я увидел грубые следы подчисток и уже смог сделать самостоятельный вывод: когда некий старообрядец заполучил желанную книгу, он постарался вытравить имя прежнего владельца и таким образом запутать время. Но обмануть археографа ему не удалось.