Но у купцов свое на уме.
Слушают горнозаводских людей да поправочку вводят.
Российские купцы цену казенному поиску хорошо знали. Покойного главы монетной канцелярии Шлаттера слова помнили: «Казенные горные служители... один оклад жалованья своего получат — мало или много руды добудут — и прилежность их зависит от верного и прилежного надзирания». А Шлаттер, помнили купцы, утверждал, из немалого, видимо, опыта: «За казенными рудоискателями надлежащее смотрение никак иметь невозможно, и немного сыщется таких рачительных собственною своей совестью, чтоб без... за ними наблюдения хотели по пустым местам, в горах и лесах трудиться».
И помнили, что Шлаттер делал вывод: «Казенным коштом приискивать руду не так способно, как партикулярными людьми, которые для себя гораздо проворнее и прилежнее поступают и больше руд находят и добывают».
А случаев в подтверждение Шлаттеровых слов купцы сколь угодно могли привести, хоть тех же местных, свеженьких, уральских.
— Всем, к примеру, ведомо,— толковали меж собой повидавшие немало негоцианты,— пока казна только на Урале золотом занималась — много ли его она нашла? Одну гору долбят Березовскую, да и на ту их раскольник Марков навел. Да еще возле Миасса бергмейстер Мечников немного нашел.
Правы купцы. Лишь после того, как император Александр I в мае 1812 года монополию казны на добычу золота отменил, тут оно на Урале и пошло, как грибы после дождя. Особенно после 1814 года, когда дивно упорный и талантливый рудоискатель и не менее бескорыстный человек, штейгер Лев Иванович Брусницын, открыл для России — вначале у той же Березовской горы — клады золотого песка в речных отложениях. Меньше чем через десять лет после выхода царского указа — а это у всех на глазах содеялось — уральские частные промыслы Яковлева, Расторгуева и других купцов стали добывать золота вдвое больше, чем казенные прииски. А те ведь и намного просторнее, и в лучших местах по Каменному поясу ставлены.
— И что ведь главное,— возбужденно отмечали купцы,— почти все места частных приисков давно уже простыми, из народа, рудознатцами были властям объявлены. Так, при проверке заявок казенными чиновниками те места были признаны неблагонадежными.
Нет, не было веры казенным служителям у екатеринбургских купцов.
Более всех, наверное, потрясен был вестью об открытии золотоносных россыпей в алтайских предгорьях первой гильдии екатеринбургский купец Яким Меркульевич Рязанов. Потому что удача Попова, по справедливости, должна была бы быть и его удачей. Ведь именно он, Яким Рязанов, еще в 1824 году убеждал Александра I (в тот год император проезжал по Каменному поясу и завернул в Екатеринбург) допустить широкий частный промысел золота в Сибири — настолько был уверен в успехе дела. Это ему, Рязанову, в числе немногих первых купцов уже новым императором было даровано право искать и добывать золото в западных сибирских землях — в Тобольской губернии. Это к его поисковым партиям на восточных уральских отрогах прибился верхотурец Попов после получения, в свою очередь, такого же разрешения от царя через год. И уж сколько они там вдвоем помыкались, два старателя-мечтателя...
Оба азартные, безоглядные, целиком отдавшиеся страсти поиска. Ведь они не только вложили огромные деньги в снаряжение партий (один полевой сезон поисковой партии стоил десятки, а то и сотни тысяч рублей), они каждодневно лично мытарились на тех работах. Копали шурфы, промывали землю, песок. Питались чем и когда придется. Ночевали так же и там же, как и последний их поденщик, часто в болотах — где заставала ночь (не следует забывать, что сами-то купцы весьма поверхностно знали технику золотоискательских работ, а им еще надобно было учить ремеслу нанятых работников — не хватало на все партии умелых людей).
Лютая исступленность вела Рязанова и Попова в их трудах, заставляла непоколебимо гнать своих лошадей на все новые и новые шурфовки — по колено в торфяной жиже, в дождь, слякоть, стужу, хотя одна за другой промывки не показывали в шурфах надежного золота.