— Денег нету.
— Вот тебе пятьсот.
— Получите завтра, во вторник, при смене караула в час дня. И смотрите, чтоб две тысячи были готовы!
Во вторник ровно в час я получил все заказанное в жестяной банке.
В четверг, 26-го, Жозеф не пришел. Время свидания истекало, как вдруг меня вызвали. Это пришел посыльный от Жозефа, какой-то старый, ужасно морщинистый француз.
— То, о чем вы просили, в батоне хлеба.
— Вот две тысячи для таксиста, по пятьсот за каждый день.
— Водитель — старик перуанец. Но парень боевой, как петух. О нем не беспокойтесь. Чао!
— Чао!
Чтобы батон не привлекал внимания, они уложили вместе с ним в большой бумажный пакет сигареты и спички, копченые сосиски, салями, масло. Когда меня обыскивали, я подарил охраннику пачку сигарет, спички и две маленькие сосиски. Он сказал:
— Эй, хлеба-то дай кусочек!
Только этого не хватало!..
— Нет уж. Хлеб тебе придется купить. Вот тебе пять песо. А то на нас всех не хватит.
Господи! Чуть не пропал. Ну и дурак же я, что предложил ему сосиски!
— Фейерверк назначен на завтра! Вот здесь все необходи
мое, Пабло. Дыру надо сверлить под маленькой башенкой.
Она нависает над стеной, стража тебя не увидит.
— Но услышит...
— Я и об этом подумал. Завтра в десять утра эта сторона двора будет в тени. И завтра один работяга будет выправлять кусок кровельного железа, плющить его молотком во дворе, в нескольких метрах от нас. А если их будет двое — еще лучше. Найди мне двоих парней для этой работы.
Он нашел.
— Двое моих ребят будут колотить по железкам без остановки. Стража дрели не услышит. Но ты должен быть там, под навесом, и болтать с другими французами. Это отвлечет внимание охранников от меня.
Через час отверстие было готово. Благодаря грохоту молотков и маслу, которым помощник поливал дрель, охрана ничего не заметила. В отверстие запихнули динамитную шашку вместе с детонатором и бикфордовым шнуром сантиметров в двадцать. Потом дыру замазали глиной. Мы отошли. Если все сработает как надо, то в стене выбьет приличную брешь. И мы с Пабло, вернее, я у него на спине, проскочим в эту брешь и побежим к машине. Другие пусть сами о себе заботятся. Наверняка Клозио и Матуретт поспеют к такси первыми, хотя пойдут в пролом после нас.
Перед тем как запалить шнур, Пабло сказал группе колумбийцев:
— Эй, если хотите бежать, то в стене сейчас будет дырка!
— Ага, нашел дураков! Полиция тут и подстрелит в задницу тех, кто будет в хвосте!
Подожгли шнур. Жуткий взрыв сотряс все в округе. Сторожевая башенка обвалилась вместе с часовым. По всей стене разбежались трещины, такие широкие, что было видно улицу. Но недостаточно широкие, чтоб хоть через одну мог пролезть человек. Ничего не получилось, никакого пролома — только тут я признал свое полное поражение. Видно, уж такая мне выпала судьба — возвратиться в Гвиану.
Назад в Гвиану
Три дня спустя, 30 октября, в одиннадцать утра за нами явились двенадцать французских охранников в белом. Перед передачей каждого из нас надлежало проверить и идентифицировать. Они захватили с собой все измерения и записи, отпечатки пальцев, фотографии и прочее. После идентификации французский консул подписал документ для местного судьи — именно он должен был передать нас Франции. Все вокруг удивлялись, как дружественно обращались с нами охранники. Ни грубых слов, ни резкостей. Майор Бура, возглавлявший эскорт, лично осведомился о моем здоровье, взглянул на мои ноги и сказал, что на корабле обо мне позаботятся, там есть хороший врач.
Нас отвели вниз, в порт, и началось путешествие на старой посудине, малоприятное из-за удушающей жары и сидения дни и ночи напролет прикованным за ногу к напарнику, что напомнило мне о днях тулонского заключения. За время пути лишь один эпизод заслуживает упоминания. Мы должны были заправиться углем в Тринидаде, и когда оказались в гавани, английский офицер настоял, чтобы с нас сняли наручники — видимо, здесь запрещалось держать людей на борту корабля закованными в кандалы. Я воспользовался этой оказией, чтобы влепить пощечину английскому инспектору, в надежде, что меня арестуют и снимут с корабля. Но офицер сказал:
— Я не стану арестовывать вас и снимать на берег за весьма серьезное преступление, которое вы сейчас совершили. Считаю, вы наказаны гораздо хуже уже тем, что вас возвращают в Гвиану.
И вот наконец Марони и ее мутные воды. Мы находились на палубе. Тропическое солнце уже начинало палить землю, было девять утра. Я снова видел устье. Мы медленно продвигались вверх по реке, где когда-то я несся вниз по течению, подгоняемый отливом. Охранники явно радовались возвращению. Во время плавания море было неспокойно, и они были счастливы, что путешествие наконец окончено.