Русские устремились к Уралу в самом начале второго тысячелетия: уже в 1032 году до «Железных ворот» (Уральских гор) добрались торговавшие с местными племенами новгородцы, прочно освоившие печорский путь. Спустя два века они объявили «волость Югру» — места обитания уральских и сибирских племен — своим владением. В 1364 году новгородцы предприняли большой поход на Обь: «приеха с Югры новгородцы дети боярские и люди молодые воеваша по Оби реки до моря», ведь именно через эти земли проходил Великий меховой путь, имевший для северной части Евразии значение не меньшее, чем для южной — Великий шелковый. В 1472 году московские воеводы Федор Пестрый и Гаврила Нелидов захватили Пермские земли, позже ставшие форпостом купцов-солепромышленников Строгановых.
После падения Новгорода в 1478 году эстафету походов за Урал приняла Москва . Уже в 1483-м Иван III послал воевод Федора Курбского-Черного и Ивана Салтыка-Травина в Зауралье «на Асыку на вогульского [манси] князя, да в Югру на Обь великую реку». Поход удался: московиты разбили вогулов у Пелыма, прошли по Тавде «мимо Тюмени в сибирскую землю», далее по Туре и Иртышу до впадения в Обь, «добра и полону взяли много» и пленили местного казымского (ханты) князя Молдана. Последовавший за походом мир держался недолго: в 1499 году московское войско вновь вторглось в Югорскую землю — покарать не плативших дань пелымцев и покорить дотоле независимое Ляпинское княжество. Воеводы Петр Ушатый, Семен Курбский и Василий Бражник-Заболоцкий набрали четыре с лишним тысячи человек войска, выстроили в низовьях Печоры Пустозерский острог и выступили «на князей вогульских на Пелынь». Вскоре они добились от местных правителей покорности московскому князю. Теперь Иван III гордо именовался князем Югорским, Кондинским и Обдорским (по названиям протогосударственных образований, располагавшихся в Зауралье). Впрочем, этот последний по времени поход, предшествовавший дерзкой экспедиции Ермака, не вызвал военных столкновений Москвы с Тюменским ханством, так как оба государства враждовали с Большой Ордой, а между собой сохраняли дружественные отношения. После того как могущественные ногайские князья из рода Тайбуги воспротивились власти Ибака и убили его, «тайбугины» Едигер с братом Бекбулатом объединили татарские улусы на Тоболе и Иртыше и основали столицу в урочище Кашлык на Иртыше. Именно эти владения захватил в середине XVI века Кучум, в 1563 году выигравший борьбу за Тюменский юрт и усевшийся на кашлыкский трон. В русских документах того времени его называют «царем Сибири». Удачливый бухарец быстро поборол соседей, в том числе Едигера и Бекбулата, которых пленил и умертвил.
Все это не могло не сообщить новому правителю более уверенного тона и в диалоге с Москвой. В первой же грамоте, посланной Ивану IV , он ясно давал понять, что о даннических отношениях, имевших место при Едигере, не может быть речи. Новый сибирский лидер называл себя «вольной человек Кучюм царь» и бросал московскому двору не слишком завуалированный вызов: «И ныне похошь миру, и мы помиримся, а похошь воеватися, а мы воюемся». То были не просто слова — Кучум и вправду настроился воевать. За семь лет правления, умело сочетая насилие, дипломатию и династические браки, он успешно победил «фронду» сибирской знати — ногайских мурз и князьков самодийских племен (финноугров, предков современных хантов и манси). Собрал Кучум и довольно крепкое войско, к тому же по старой памяти окружил себя личной гвардией из бухарцев. Затем пришел черед энергичных действий. По некоторым данным, отряды Кучума совершали рейды даже в Прикамье, в русские владения, хотя вероятно, что заправлявшие в этих краях Строгановы, мечтавшие о военной поддержке из «метрополии», сознательно распространяли слухи, создавая в Москве образ врага за Уралом.
На рубеже XV—XVI веков казаки во многом переняли вооружение кочевников, добавив к нему пищали и другое огнестрельное оружие, появившееся на Руси еще при Иване III, в конце 70-х годов XV века устроившем в Москве Пушечную избу
«Слава для престола, счастье для себя»
Тюркское слово «казак» поначалу не несло никакой политической или этнической нагрузки, лишь социальную: так назывался «свободный, бездомный человек», «скиталец», «изгнанник». Казаком считали человека, отколовшегося от своего народа или покровителя, искателя приключений, бедового парня, и пользовались этим словом на Руси с конца XIV века. Родиной казачества считаются южнорусские окраины, смежные с причерноморскими и казахскими степями, где сами условия жизни придавали этой вольнице характер военного сообщества. В Средние века институты, подобные казачеству, были известны многим народам под разными именами, а на просторах от Днепра до Иртыша в XVI веке оно было распространено повсеместно. У кочевых же тюркских и оседлых иранских народов даже и имя казакованию было то же — «казаклык». В Степь было принято отправлять царевичей и родовитых юношей «добывать славу для престола и счастье для себя». Здесь они должны были вести жизнь «странствующего рыцаря удачи», вынужденного довольствоваться простой пищей и претерпевать лишения. Закалившись, эти «степные спартанцы» возвращались ко двору. Подобную инициацию прошел и первый из Великих Моголов Бабур, и Мухаммед Шейбани-хан, в XV веке основавший государство кочевых узбеков. B Поволжье и Причерноморье, в Приазовье и Приуралье они вели жизнь настоящих разбойников. К середине XVI столетия казаклык уже приобрел в Поволжье, Причерноморье, Приазовье и Приуралье характерные и хорошо известные нам разбойничьи черты «казачьей вольницы». В начале 1500-х годов людей, говоривших на старославянском языке, среди казаков встречалось не так много — преобладали выходцы из степных тюркских народов. Русский автор в 1538-м пишет: «На поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а и наших окраин казаки, с ними, смешавшись, ходят». В послании того же времени к ногайскому хану Урусу, упомянуты «как ваши казаки, так и наши казаки». Примерно в то же время формировалась и ватага Ермака. О ее «пестром» составе прямо сказано в Ремезовской летописи: «Собрании вои… с Ермаком с Дону, с Волги, и с Еику (Урала), ис Казани, и с Астрахи». Естественно, что казаки воевали на любой стороне, где больше платят. В первую очередь их интересовала добыча. Будущий наш национальный герой, «воюя… по Хвалынскому (Каспийскому)… яко и царскую казну шарпал» (то есть грабил государственное имущество)! Подобные забавы не помешали Ермаку и его команде, куда входили и тюрки, и «черкасы» (черкесы), и славяне, пойти на службу к русскому царю и честно биться под его знаменами. В XVI веке казацкие общины в Степи разделились на две крупные независимые территории: Запорожскую Сечь (в нижнем течении Днепра), формально признанную как государство Польшей в 1649 году, и Донское казачье войско (атаманы Павлов и Ляпун участвовали еще в покорении Астраханского ханства в 1554—1556). В 1916 году насчитывали 4,4 миллиона казаков, а ныне в России и ближнем зарубежье казаками считают себя 7 миллионов человек.