Горький сахар
Развитие сахарного производства быстро набирало темпы. А для него самого понадобилась немалая рабочая сила, причем дешевая, чтобы дело было выгодным. На эту роль больше всего подходили чернокожие африканские рабы, которые днями напролет под лучами палящего солнца в тростниковых зарослях, кишащих змеями и насекомыми, неутомимо рубили толстые стебли острыми ножами-мачете.
Ручная уборка тростника — процесс трудоемкий, поэтому практически все его этапы — от уборки до переработки — механизированы. Фото: AGE/EAST NEWS
В XVI—XVII веках сотни кораблей плавали по одному и тому же маршруту: из Европы они отправлялись на западное побережье Африки, где загружали трюмы сотнями негритянских невольников. Оттуда — на восточное побережье Америки. Там тех, кто выжил в долгом изнурительном путешествии, продавали для работы на сахарных плантациях. А корабли возвращались в Европу, груженные сахаром, специями и другими товарами.
Из сахарной патоки, которую первоначально считали отходом производства, получали слабоалкогольную брагу. У этого жуткого на вкус напитка было только одно достоинство: с его помощью можно было хотя бы на несколько часов забыть о невзгодах. Затем рабы научились эту брагу дистиллировать, пропуская через примитивный самогонный аппарат, что увеличивало ее крепость, а значит, и опьяняющий эффект. Так получился прообраз рома. Назвали его «тафия» (то ли искаженное французское «ратафия» — настойка на спирту, то ли в честь братьев Тапиа, производивших сахар).
Чуть более улучшенный вариант спирта из сахарного тростника пили уже не рабы, а морские разбойники. Назывался он «акуардиенте», в переводе с испанского — огненная вода, поскольку обжигал даже луженые глотки карибских пиратов. Производство акуардиенте активно развивалось на Ямайке , месте пребывания самой разношерстной публики: английские и испанские военные, беглые преступники, корсары, авантюристы и нищий сброд. В XVII веке в ямайском городке Порт-Рояль возникло небывалое по тем временам количество «пунктов общественного питания», точнее, «пунктов общественного пития»: на десять жителей приходилась одна таверна. Первый гражданский губернатор Ямайки Томас Модифорд сначала не понимал, почему в городе такая высокая смертность, но узнав, сколько там пьют алкоголя, удивился, что в Порт-Рояле вообще еще есть живые люди.
Залы в тавернах подразделялись на «черные», где пили рыбаки, наемные рабочие и просто опустившиеся пьяницы, и «чистые», которые посещала публика поприличнее — чиновники, офицеры, плантаторы. Естественно, благородные клиенты и платили лучше, и напиток требовали покачественнее. Для них производители алкоголя начали перегонять брагу не один, а несколько раз, фильтровать и выдерживать в бочках. Получившийся напиток не так драл горло, как тафия и акуардиенте. Это и был ром.
Под знаком летучей мыши
Испанец Факундо Бакарди Массо переехал на Кубу в 1830 году и занялся совершенствованием рома, который при довольно большом объеме производства все еще оставался достаточно грубым напитком с резким сивушным привкусом. Бакарди решил его облагородить. Он обзавелся маленькой фабрикой и начал эксперименты: пробовал различные типы перегонных кубов, пропускал ром через угольные фильтры, выдерживал готовый напиток в бочках из разных типов дерева, смешивал сорта. Упорство дало свои плоды. В результате кропотливой работы получился чистейший, прозрачный и мягкий на вкус ром. Теперь его можно было предложить не только крепким мужчинам, но и изысканным дамам. А эмблема фирмы Бакарди — черная летучая мышь на бутылках рома — стала известна во всем мире. В начале ХХ века кубинский ром занял лидирующие позиции. Правда, его восхождению предшествовала трагедия: в 1902 году извержение вулкана Маунт-Пеле снесло с лица земли город Сен-Пьер на острове Мартиника, а вместе с ним множество фабрик, производивших такие сорта рома, которые вполне могли конкурировать с кубинскими. С годами популярность кубинского рома становилась все более масштабной. В 1930-х годах авиакомпания PanAm рекламировалась так: «Летите с нами в Гавану и через четыре часа искупайтесь в Бакарди!» Но через четыре года после прихода к власти Фиделя Кастро кубинская история Бакарди закончилась. Все семейство спешно бежало в Пуэрто-Рико вместе со своим производством, справедливо опасаясь, что компанию могут национализировать (что и произошло с другой маркой кубинского рома — Havana Club). Но перемена места производства рома Бакарди на его качестве не сказалась.