«Сенсацией 1895 года явился некий русский Василий Малыгин (или, как его называло местное население, Малиган), возмутитель спокойствия в Нидерландской Ост-Индии», — писала в том же году голландская газета «Zeventiende Jaargang».
Впервые о Малыгине (Василий Малыгин послужил прототипом повести Е.Чекулаевой «Малиган и Кардила», опубликованной в нашем журнале в №№ 7-10/93. Но многое в биографии реального Василия Малыгина оставалось неясным. Прим. ред.) я услышала от индонезийского ученого Сумитро на острове Бали. В одной из наших бесед профессор неожиданно сказал:
— А вашего земляка Малыгина у нас до сих пор вспоминают.
— Чем же он так отличился? — поинтересовалась я.
Сумитро искренне удивился, что я ничего не слышала о Малыгине, но постарался тактично скрыть свое недоумение. Я много лет с мужем прожила в Индонезии, где он находился на дипломатической службе, и по опыту общения с индонезийцами знала: одна из основных черт их характера — деликатность.
— Он приехал к нам в конце прошлого столетия, — начал свой рассказ профессор. — и на острове Ломбок (он расположен рядом с островом Бали) возглавил восстание против голландцев. Остров в то время являлся их колонией. Восстание с трудом было подавлено, Малыгина поймали и осудили на 20 лет тюрьмы. Русскому правительству только через два года удалось получить разрешение голландских властей на депортацию его на родину. И представьте себе, он через некоторое время опять вернулся, правда, на этот раз на другой остров — в провинцию, которая долгие годы не покорялась голландцам. Если хотите узнать о Малыгине подробнее — почитайте голландские и малайские газеты того времени. Получить доступ в наш архив я вам помогу, — заверил меня Сумитро.
Действительно, через несколько дней я сидела в просторной комнате, стены которой украшали изысканные балийские картины, и перелистывала пожелтевшие от времени, хрупкие, как засушенные цветы, голландские и малайские газеты. Имя Малыгина, или точнее — Малигана встречалось довольно часто. Как только его ни называли: авантюристом, опасным бунтарем, шпионом, бандитом, искателем приключений...
Сведения же о самом Малыгине были крайне скудные, и поэтому, вернувшись в Москву, я решила прежде всего побывать в Институте Азии, чтобы разузнать о судьбе загадочного русского. Там я встретила известного ученого, долгие годы проработавшего корреспондентом центральной газеты в Индонезии, Льва Михайловича Демина. К сожалению, о Малыгине Демин знал в основном из зарубежных источников.
— Гневушева! — вспомнил он. — Конечно же, она! Удивительный ученый, кропотливый исследователь — Елизавета Ивановна много лет посвятила именно Малыгину. Так жаль — два года назад, уже в преклонном возрасте, она скончалась. Но остался богатейший архив...
Выяснилось, что архив Гневушевой находится у ее племянника — Бориса Федоровича Яхимовича. Позднее от него я узнала, что он неоднократно пытался передать его государству. Куда только ни обращался, но у одних не было помещения, у других — особого интереса.
В небольшой двухкомнатной квартире Бориса Федоровича одна комната была полностью завалена книгами, папками, старыми газетами. Три объемистые папки привлекли мое внимание.
— Это переписка Елизаветы Ивановны с голландскими и индонезийскими учеными, — объяснил Борис Федорович. — Вот в этой папке — о ее поездке в село, где родился Малыгин.
«Наконец-то, — обрадовалась я. — Узнаю о Малыгине все. И конечно, побываю в его родном селе».
В записях Гневушевой почти каллиграфическим почерком было выведено: «Родом Василий Малыгин из села Пашканы Бессарабской губернии».
Теперь такой губернии нет. Ни на современной карте Молдавии, ни на картах прошлых лет это село не обозначено. Пришлось сделать запрос в посольство Молдавии. Пока я ждала ответ — решила сначала пойти в Государственную Историческую библиотеку, а затем получила доступ в архив МИДа.
Документы почти столетней давности перенесли меня в далекое прошлое. ...В 1891 году в Сингапур из Китая отправилось торговое судно. Два европейца вели на палубе оживленную беседу. Оба рослые, с решительными, волевыми лицами. И все же различие в их внешности было несомненным: у одного серые глаза, добродушный взгляд, широкое лицо, рыжая борода; у другого — глубоко посаженные глаза, узкое, гладко выбритое лицо. Первым пассажиром был русский горный инженер Василий Малыгин. Так он представился своему собеседнику — англичанину Джонатану Холмсу, эсквайру. Оба они надеялись разбогатеть в процветающем Сингапуре.
Во время морского путешествия Холмс и Малыгин подружились. Чопорный англичанин увидел в русском не просто интересного собеседника, прекрасно владеющего английским языком, но и пытливого, сердечного человека. Малыгин же откровенно восторгался соотечественником Холмса — Раффлзом, сумевшим превратить Сингапур, гнилое, болотистое место, в богатейшую колонию.
На берегу произошла неожиданная встреча с евразийцем Крэгли: его мать была яванкой, отец — англичанином. Холмс познакомился с ним в Батавии, где он пробыл несколько лет.
В голландских архивах Крэгли упоминается как надежный осведомитель голландских властей.
Он поспешил предложить Холмсу и Малыгину остановиться вместе с ним, на что Василий охотно согласился. Вдали от родины любой доброжелательный жест принимается с огромной благодарностью. О себе Малыгин рассказал, что «искал счастья в Китае, но оно обошло меня стороной. Приехал в Сингапур поступить на работу в какую-нибудь богатую фирму, добывающую нефть».
Крэгли, надо думать, сразу почувствовал, как не прост этот добродушный русский, и возможно, сведения о нем могут принести немалые деньги. Крэгли стал уговаривать Малыгина поехать на Бали, где обещал ему без особых хлопот получить горную концессию, Малыгин, будучи человеком рисковым, обрадовался такому предложению. Он стал уговаривать Холмса поехать вместе. Но англичанин — более сдержанный и рассудительный, наотрез отказался. Зная о финансовых трудностях своего русского приятеля, Холмс перед отъездом дал ему денег на дорогу и обустройство на новом месте.
Добравшись до Бали, Крэгли сообщил Василию, что балийский раджа Агунг находится на соседнем острове Ломбок, который также является его владением. «Это то, что нам надо, — заверил Крэгли. — Остров очень богат нефтью, далеко от столицы, и голландцы редко наведываются туда. Так что все зависит от раджи, и конечно, моего влияния на него».
Когда в 1892 году Малыгин прибыл на Ломбок, он пришел в восторг от острова, о чем позднее упомянет в своих немногочисленных записях: «Ломбок превосходно возделан. Его рисовые поля Образцовы, природа богатейшая».
Крэгли на Ломбоке совершенно преобразился. Он тотчас переоделся в национальный костюм, подчеркивая свою принадлежность к окружению раджи, и не особенно обольщался простодушием своего благодарного слушателя. Его настораживало прекрасное знание Малыгиным английского, китайского, голландского языков. Буквально через несколько недель русский свободно объяснялся с местным населением.
Все отчетливей вырисовывались характеры описываемых мною людей по мере того, как я читала архивные документы МИДа России. Здесь я нашла донесения русского консула в Батавии — Модеста Бакунина. Это был блестяще образованный человек, окончивший престижный Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, бескомпромиссный педант, считавший свое назначение в Азию «адской ссылкой», Бакунин явно обладал литературным даром и посылал в Россию письма, содержащие детальные и весьма оригинальные наблюдения.
Однако в своих донесениях Бакунин ни словом не упомянул о Малыгине, хотя ему уже стало известно о прибытии в Батавию русского горного инженера. Консул обладал отменной памятью и вспомнил некоего Василия Малыгина, служившего на таможне в Кантоне (китайская провинция). «Что же он делает здесь, без официального назначения и должного представления мне и местным властям?!» — недоумевал Бакунин. Поразмыслив, он решил сделать вид, что ему ничего не известно о прибытии странного русского.
В это время энергичный, не лишенный авантюризма Малыгин, не мог дольше оставаться безликим «оранг путих» (белым человеком). Он сказал радже Агунгу, что обладает сверхъестественной силой и способен творить чудеса. Малыгин понимал: слово в Азии подобно карнавальной маске — за ней можно ловко скрыть свои помыслы и чувства. Для того, чтобы убедить раджу и его окружение в своем превосходстве, необходимо совершить подлинное чудо.