Снятые временно вентиляционные трубы лежали рядом. Газ метан незаметно скапливался под готовящимся к взрыву потолком, смешиваясь с поднимающейся с земли пылью, доходя до опасной концентрации.
Гордеев дал команду Спешилову занять наблюдательный пост в конвейерном уклоне возле вентиляционного гезенка номер пять, чтобы никто не оказался поблизости от места взрыва. Дойдя до назначенного пункта, Петр Павлович увидел Виктора Юрьевича Иванова, зачищавшего ленту конвейера под пятым гезенком. Одногодок Спешилова, приехавший чуть больше года назад из Гремячинска Пермской области. Они едва успели перекинуться несколькими словами, как горячая волна швырнула куда-то Спешилова, застлав туманом глаза и оборвав сознание.
Где-то в уголке памяти успела зафиксироваться картинка: мастер поворачивает ручку дистанционного управления, хлоп — и загорается метан. Кто-то бросается бежать, но взрыв мгновенен. Он был как тест на готовность шахты. Будь недостаток инертной пыли в одном месте, взорвалось бы только в одном, и ощутили бы его на себе два-три работавших поблизости и нарушивших правила техники безопасности человека, как это произошло в 1989 году здесь же, в Баренцбурге. Но в этот раз защита оказалась слабой и в других местах, которые проявили себя мгновенно, сдетонировав в доли секунды новыми взрывами, обрушениями кровли и пожарами. Высокая температура огня, дым и газ вслед за ударной волной воздуха охватили огромную территорию, догоняя уходящих уже со смены шахтеров. Погибших оказалось двадцать три, а могло быть и больше, как случилось в декабре в Кемерово и в январе следующего года в Воркуте. Причины все те же.
Если бы газ метан был опасен только смешением с пылью — это была бы беда, но не вся. Боятся шахтеры метана главным образом по причине его смертельной ядовитости. Сложность в том, что у него нет запаха. Можно надышаться незаметно, и все — считай, кончился. Потому у каждого идущего под землю на боку или груди обязательно висит самоспасатель — металлическая коробочка, напоминающая внешне термос. Как только прибор показал или шахтер сам почувствовал опасность, сразу нужно надевать маску. В ней минут пятьдесят продержишься, но за это время можно успеть выбежать в безопасную зону, когда в состоянии двигаться. А не успеешь?
Спешилов лежал под самым пятым гезенком без маски. Так случилось не только с ним. Нередко самоспасатсль мешает выполнить ту или иную работу, и шахтер, пренебрегал опасностью, сбрасывает его с себя, оставляя поблизости.
Сколько их, не вышедших в это утро, погибло оттого, что волной взрыва отбросило их от коробочек, которые могли еще помочь выжить? Теперь никто не ответит. Горноспасатели бросились на выручку, и на пути стали попадаться тела погибших либо от ударной волны, либо от газа. У кого-то не было самоспасателя даже в стороне. Возможно, он в какой-то момент пришел в сознание от удара волны, но не нашел своего самоспасателя, а дойти без него не позволил газ. Зато кто-то другой сумел выйти с двумя самоспасателями на боку, объяснив это тем, что снял один с погибшего. Не замучит ли совесть спасшегося?
Горноспасатели. Как часто думают, что работа у них, как у пожарников, почти лежачая. Да, не каждый день трагедии в шахте. Не каждый день нужно, рискуя своей жизнью, спасать чужие. Но то, что им достается один раз, другому хватит на целую жизнь. Прорываясь через завалы, сквозь дым, навстречу огню, когда температура все выше и выше, в масках, с носилками и другими приспособлениями, они должны были идти километры в поисках живых, но находили только погибших. И вдруг в районе гезенка номер пять снизу с центрального конвейерного уклона раздался голос, зовущий на помощь.
Спасатели подскочили к краю котлована, посветили вниз — там был живой человек.
— Ты кто? Как твоя фамилия? — закричали.
— Не знаю, — донеслось снизу. — Вытащите меня.
Это был пришедший в сознание Спешилов. Он явно родился в рубашке. Взрыв пощадил одного человека: отшвырнул в сторону, но не убил, оставив лежать без сознания, пока не послышались чьи-то голоса наверху.
Ему бросили конец веревки, но он ничего не понимал и только просил о помощи. Пришлось Олегу Чужикову самому спускаться в котлован на веревке и вытаскивать товарища, не сознающего ни кто он, ни почему здесь оказался, ни что вообще происходит. Только на больничной койке под наблюдением врачей да и то далеко не сразу он постепенно вернулся в нормальное состояние, если можно его таковым назвать, когда в памяти постоянно всплывает красный туман и кромешный мрак подземелья.
Я не стану описывать работу государственной комиссии, прилетевшей срочно самолетом МЧС для расследования причин аварии. Не стану рассказывать, как все помещении управления шахты Баренцбурга превратились в круглосуточный штаб по ликвидации последствий аварии, куда ежеминутно поступали сообщения о том, как одно за другим выносятся тела из шахты, как ведется борьба с огнем в нескольких местах, как стало совершенно невозможным хорошо оснащенным спасательным командам пробиться к семи телам, оставшимся лежать предположительно в эпицентре взрыва. Только тогда было принято решение заливать шахту водой, чтобы загасить пожары, после чего можно было начинать восстановительные работы.
Не стану описывать и работу норвежской комиссии, сотрудничавшей параллельно с российской на основе своих законов о Шпицбергене. Можно долго рассказывать о том, как в первые же дни улицы Баренцбурга заполнились норвежскими журналистами, чрезмерную назойливость которых с трудом сдерживали норвежские полицейские, чувствовавшие себя здесь хозяевами; как появилась на норвежском судне в сопровождении губернатора Шпицбергена министр юстиции Норвегии. Никого не удивило и то, что норвежские власти незамедлительно провели две телефонные линии в Баренцбург и предложил и жителям российского поселка в течение трех дней бесплатно звонить своим родственникам на материк...
Мне же остается только напомнить, что когда здесь же на Шпицбергене, в норвежском поселке Ню-Олесун в 1962 году произошел взрыв в шахте и погиб двадцать один человек, все норвежское правительство вынуждено было подать в отставку, ибо поняли в маленькой Норвегии, что виноват был не только шахтер, нарушивший технику безопасности.
Поймут ли это когда-нибудь у нас в России, где катастрофы сыплются как из рога изобилия?
Евгений Бузни
Pro et contra: Геральдический альбом
На протяжении трех веков территория современной Колумбии входила в состав испанского вице-королевства Новая Гранада. Собственно Колумбия (включая Панаму) имела статус административной единицы вице-королевства-аудиенсии Санта-Фе, делившейся в свою очередь на провинции, число которых к 1810 году достигло двух десятков.
В июле 1810 года в столице вице-королевства Боготе вспыхнуло восстание против испанского владычества. Созданная восставшими правительственная хунта, реально контролировавшая лишь провинцию Кундинамарка, приняла флаг из желтой и красной горизонтальных полос. Хотя флаг сохранял испанские цвета (а хунта номинально признавала сохранение верховной власти испанского короля), полосы флага были расположены иначе, чем на флаге Испанского королевства. В начале 1812 года был принят герб Кундинамарки. На нем индеанка с луком и стрелами символизировала южноамериканскую независимость. Она была изображена сидящей рядом с кайманом и наполненным тропическими плодами рогом изобилия на берегу моря, освещенного восходящим солнцем свободы. Герб в основном повторял рисунок герба морского флага возникшей к тому времени первой Венесуэльской республики.
В 1813 году была провозглашена полная независимость Кундинамарки от Испании, и на ее флаг была добавлена верхняя голубая полоса, а несколько месяцев спустя был принят и новый герб, который поместили на белом диске в центре государственного флага. Новый герб представлял собой измененный вариант существовавшего еще с 1548 года городского герба Боготы. Но если на гербе Боготы коронованный орел на желтом щите держал в лапах два граната, а еще 9 гранатов изображались на окружавшей щит синей кайме (гранаты символизировали название страны — Новая Гранада), то на гербе Кундинамарки орла заменил местный символ — андский кондор, причем с саблей и одним гранатом в лапах. Кондор был увенчан фригийским колпаком свободы, окружен разорванными цепями и испанской надписью «Свободное и независимое правительство Кундинамарки».