Если Бобриков всячески стремился придушить проявления национального самосознания финнов, то за сто лет до этого русские власти предпочитали выводить следы многовекового господства шведов. Это не обходилось без курьезов.
Все на той же Сенатской площади расположено здание бывшей ратуши и временной резиденции генерал-губернатора. Адъютант, осматривавший помещения перед вселением туда полномочного наместника Империи, увидел висящий в одном из залов портрет Карла XII. «Кто это?» — ревниво спросил он. Служащий, показывавший здание адьютанту, не растерялся: «Это Петр I. В молодости». Как известно, Карл XII, мягко говоря, не вышел ростом. Потом, правда, портрет шведского короля быстренько убрали. Зато другие приметы шведских времен в городе остались.
На углах улиц в старой части Хельсинки на зданиях можно увидеть любопытные таблички и небольшие флаги — с изображениями жирафов, единорогов, верблюдов, газелей... В старые времена улицы названий не имели, и чтобы как-то их обозначать и облегчить работу пожарным, кварталам давали названия экзотических животных. Но пожары все же уничтожали в былые годы целые районы, и поэтому здания даже XVIII века в Хельсинки — историческая ценность.
На Сенатской площади стоит дом Седерхольма, сооруженный в 1757 году. Как самая старая сохранившаяся каменная постройка Хельсинки он превращен в музей. Не без интереса я разглядывал там генеалогическое древо семейства Седерхольмов. Одна из кустистых ветвей забиралась в Москву, где-то рядом фигурировало тоже явно славянское название Молочна (где такое?).
Финские шведы в прошлом веке активно завязывали связи с Россией, служили Империи, а обосновывающиеся в Финляндии — не очень многие — русские смешивались со шведскими фамилиями и вообще «ошведывались», ибо до середины прошлого века шведы все еще доминировали в населении Хельсинки, по крайней мере среди высших чиновников, предпринимателей и администрации.
Большая часть из 24 тысяч нынешнего русскоязычного населения Финляндии — недавние эмигранты. Потомков «старых» русских, которые переселились в страну до 1917 года, всего тысячи две. А по-русски из них говорит лишь несколько десятков человек. Зато по-шведски все. И конечно, по-фински.
Киселефф, Синебрюкофф и другие
Первая волна русского люда перебралась в Финляндию после сдачи шведами Свеаборга — для обслуживания разместившегося там российского гарнизона. Многие из них преуспели в торговле, и в середине прошлого столетия до 40 процентов негоциантов города были русскими. Имя одного из них — Киселева — сохранилось даже в названии старинного дома на Сенатской площади, он сейчас так и зовется «Киселефф-тало». Но больше других повезло купцу Синсбрюхову, чье имя теперь знакомо не только всей Финляндии, но и далеко за ее пределами, хотя и не все знают, что за названием популярнейшего финского пива «Кофф» скрывается окончание этой русской фамилии.
Николай, один из сыновей Петра Синебрюхова, который с котомкой за плечами пришел (да-да, именно пришел) со своим семейством (а было у него девять детей!) в Свеаборг из Центральной России, решил начать варить пиво для русской армии. И в 1819 году на радость жителей Свеаборга получил на то разрешение: ведь тогда часть зарплаты офицерам выдавалась натурой. Так был создан старейший из ныне существующих в Северной Европе пивной завод. Слава пива Синебрюхова быстро распространилась за пределы острова-крепости: из Хельсинки приезжали и заказывали пиво, поэтому в скором времени Николай расширил производство и построил пивной завод непосредственно в Хельсинки. По статистике тех времен в городе употребляли 245 тысяч литров алкоголя, из которых 200 тысяч изготовляли у Синебрюхова. Стоит ли говорить, что Синебрюховы разбогатели и, имея вкус не только к ячменному напитку, но и, как тогда это случалось нередко, к прекрасному, собрали богатую коллекцию живописи. Поэтому сегодня, на улице Булеварди, рядом с постройкой из красного кирпича — пивоваренным заводом — расположен и основанный Синебрюховым Музей изобразительных искусств.
Неподалеку от дома Синебрюхова стоит здание, которое занимает Регистр малых предприятий. На этом месте до войны было советское посольство. По иронии судьбы оно было уничтожено прямым попаданием нашей же бомбы при первой же бомбежке Хельсинки во время «зимней войны». Сегодня большинство зарубежных посольств в Хельсинки облюбовали другой квартал — его так и называют «посольским». На одной улице там, например, собрались высшие представительства США, Франции и Англии. Но мало кто знает, что на месте английского посольства некогда стоял особняк Юсуповых.
«Посольский» квартал занимает часть, пожалуй, самого живописного и уютного района Хельсинки — Кайвопуйсто. Некогда болото, трудами одного предприимчивого человека в первой половине прошлого века он был превращен в престижный курорт. Задача была не из легких — даже землю приходилось привозить туда на тележках. Но успех затеи был предопределен, когда часть акций будущей зоны отдыха приобрел Николай I.
Так что не только по памятникам можно искать русские следы в Хельсинки, но и гуляя по паркам города...
— С русским присутствием многое связано в Хельсинки, — говорила мне Ирина Линдберг. — Но раньше приезжавшие из России не очень про это спрашивали. Сами знаете, время какое было. А теперь интересуются, просят на кладбище православное свозить... Из 11 тысяч могил там большинство русских...
И ранним утром я тоже отправился туда. На кладбище — две церкви. Одна — небольшая с голубой луковкой, у самого входа: на ней мемориальная доска в память о русских моряках. Другая, побольше, напомнила мне храм Нового Валаама в Хейнявеси. Оказалось, не случайно. Ее возводил тот же архитектор, Иван Кудрявцев. Так вот в Хельсинки сошлись творения зодчих, строивших Старый и Новый Валаам.
Захоронение Синебрюховых искать не пришлось — большой памятник стоит едва ли не у самого входа. Нельзя пройти мимо и могилы Фаберже — памятник украшен знаменитым пасхальным яйцом. Набрел я и на захоронение Авроры Карамзиной, урожденной Шернвал — о ней мне рассказывала Ирина Линдберг: фрейлина при дворе Николая I, жена уральского заводчика-миллионера Демидова, родственница — через свою младшую сестру — Мусиных-Пушкиных, и наконец, жена русского офицера, погибшего в крымскую кампанию, сына знаменитого историка. Целый пласт русской истории в судьбе одного человека!
А вот могилу Танеевой-Вырубовой, той самой, что свела последнюю русскую императрицу с Распутиным, пришлось поискать. Кладбище было пустынным, и лишь неподалеку от входа я увидел двух рабочих — крепких молодых мужчин в ковбойках и джинсах с лопатами.
— Вы говорите по-английски? — обратился к ним я, и получив положительный ответ, спросил без особой надежды: — Вы, случайно, не знаете, где могила Вырубовой?
Переглянулись, но в ответ — молчание. Понять по лицам, знакомо ли им это имя или нет, было невозможно — никаких эмоций. Я пустился в объяснения — это, мол, фрейлина последней русской царицы и так далее.
Они выслушали, так же не меняя выражения лиц, а потом, когда я решил, что разговор бесплоден — что такое для финских могильщиков Вырубова и почему они должны знать, где ее могила? — один из них, еще раз переглянувшись с напарником, сначала по-фински, а затем, поправившись, по-английски назвал мне номер участка: «27-й, а точнее не знаем».
Я вглядывался в надписи на памятниках и плитах, прочесывал указанный участок ряд за рядом. Вдруг меня окликнули: один из парней стоял невдалеке на дорожке и указывал рукой на могилу.
На небольшой, красного гранита плите была надпись: «Анна Александровна Танеева». Вот и финские могильщики: не только говорят по-английски, но и знают, что Вырубова и Танеева — одно лицо...
Рядом с православным кладбищем находится и мусульманское. Среди российских купцов, перебравшихся вслед за русским гарнизоном в Свеаборг, были казанские и нижегородские татары. Они-то и заложили основу исламской общины в Финляндии. Сегодня их осталось всего человек 800, но, говорят, торговля шелком, коврами и мехом до сих пор находится в их руках. Родной их язык теперь финский, в фамилии отброшено окончание «ОБ». Стали, так сказать, «финнами мусульманской веры». Но в стране теперь мусульман куда больше.