— Срочно позовите врача! Она нужна мне живой!
Прибежавший врач поспешно сделал женщине инъекцию.
— Еще один такой «сеанс» — и десять докторов ничем не помогут, — сердито проворчал он.
Зару подняли, отнесли в камеру и бросили на пол. Следующим привели Дирана.
— Так это ты, паршивый подонок, собираешься свергнуть царя Бориса? — взревел Райнов и ударом в лицо сбил арестованного с ног. И тут же на молочника набросились трое агентов, молотя его кулаками, пиная ногами и сами того не замечая, мешая друг другу. Диран вопил изо всей мочи: ведь, когда кричишь, не так больно.
— Будешь говорить? — отдуваясь, спросил Райнов.
— Буду, конечно, буду, почему нет, — униженно лепетал Диран разбитыми губами, — Что хотите, господин начальник, пожалуйста. Глупый я был, что поддался им. Я понимаю, заслужил...
Диран рассчитывал, что внешняя покорность и тупая болтовня позволят выиграть время, помогут успеть скрыться товарищам...
В поезде в Пловдив Милка не находила себе места. Она была почти убеждена, что полиция сумела опередить ее. Для этого достаточно позвонить по телефону. Ведь соседи знали, что она, Милка, родственница Зары из Пловдива, а там легко опознают ее по словесному портрету. Она же не могла воспользоваться ни телефоном, ни телеграфом.
К счастью, дома, на улице Бунтовнишка, в окне виднелся узкогорлый глиняный кувшин: условный знак — все в порядке. На всякий случай Милка обошла вокруг дома: полицейских агентов не было.
Милка вбежала в комнату и почти без чувств упала на диван, едва прошептав:
— Зара арестована!
Петр, вздрогнув, вскинул на нее глаза и, стараясь говорить обычным голосом^ попросил:
— Расскажи подробно.
Пока Милка описывала поездку в Варну, он начал быстро разбирать пачки документов. Все, что могло вызвать подозрение, — бухгалтерские книги с адресами, фотографии, записки с датами и именами — летело в гудевший в печи огонь.
— После ареста прошли, по крайней мере, сутки. К нам полиция еще не наведывалась. Значит, арестованные молчат. Через полтора часа поезд, я немедленно выезжаю в Софию. Надо все подготовить, связаться с товарищами. Сама понимаешь, отныне мы на нелегальном положении. Ты поедешь следующим поездом...
Петр знал, что подвергает Милку страшному риску, оставляя ее в Пловдиве даже на несколько часов. Но это было необходимо. Старший группы по инструкции должен уйти первым. Сразу же. Личные отношения не в счет по сравнению с делом, от которого зависели жизни тысяч людей.
— Из дому уйдешь вслед за мной. Проследишь, не возьмут ли меня на вокзале. Обратно не возвращайся, — продолжал он, садясь рядом с женой и гладя ее руку. — До поезда погуляй по городу. Потом знаешь, как действовать. В Софии встретимся в условленном месте. Дай я еще раз взгляну на тебя...
Петр нежно поцеловал Милку:
— Держись. Впереди у нас много работы. Нужно начинать все сначала. И мы сделаем это. А сейчас пора!
...Когда Милка последний раз на перроне увидела широкую спину мужа, тут же пропавшую в потоке пассажиров, в глазах у нее на мгновение потемнело. Раздался протяжный гудок, и поезд, лязгнув буферами, тронулся с места. Она постояла на опустевшем перроне. Шел мокрый снег, слышались свистки маневровых локомотивов, носильщики катили свои тележки.
Она брела по привокзальной площади, опустив голову, поникшая и обессиленная, словно после тяжелой физической работы, но в душе уже справившаяся с болью внезапной разлуки
— Госпожа, простите, один момент...
Голос, холодный, настороженный, сказал ей все. Милка подняла голову и, не произнеся ни слова, спокойно пошла между двумя агентами.
После «обработки третьей степени» в болгарской полиции Милку Владимирову передали абверовцам. Она старалась не показывать своих физических страданий, хотя боль была везде, в каждой клетке истерзанного тела. Милке помогало держаться то, что допрашивавший ее гауптман невольно информировал о многом, переговариваясь по-немецки со своим помощником. Она делала вид, что не понимает ни слова, но в уме анализировала мельчайшие нюансы их реплик и поведения. Фашистов интересовало прежде всего местонахождение Петра, и это наполняло сердце Милки радостью: значит, он сумел уйти!
— Он не посвящал меня в свои дела, господин офицер, — с трудом шептала Милка, вытирая запекшуюся кровь на губах. — Я была только радисткой. Да к тому же, вы знаете, я не застала его дома...
Помощник только досадливо махнул рукой.
— Хватит! — объяснил он следователю. — Ясно! Ничего толком не знает. Минимально проинструктирована для выполнения элементарной технической работы...