Как-то утром мы направились в Пасте, местечко, где живут индейцы-сипакантеки.
«Джип» поднимался и спускался по склонам гор, пробираясь среди сосен, дубов и кедров. Мы выехали на поляну, где ручей образовывал маленькую прозрачную заводь. Группа индейцев, наполнявших водой свои кувшины с тремя ручками, при нашем появлении пустилась наутек. Сосуды остались у ручья, и индейцы вернулись к ним лишь после того, как наш переводчик, авторитетный дон Эрасто, успокоил их, обращаясь к ним на родном языке. Сипакантеки вновь стали набирать воду. Наполнив кувшины, они связали веревками горловины и забросили груз за спину. Они пустились в путь, на ходу плетя пальмовые сомбреро — занятие, которому индеец предается в любой ситуации: сидя, стоя, даже на ходу...
Скоро мы обогнали эту группу. Через лесную прогалину нам удалось увидеть расположенную вдали долину реки Грихальвы. Высоко в горах виднелись жилища сипакантеков. Территория, которую они обрабатывают, взята в аренду, так как своей земли у них нет.
Неожиданно до нас донеслись звуки музыки. Один из домов — ветхое, крытое соломой квадратное строение из прутьев, обмазанных глиной, — сегодня был украшен свежими ветвями. Внутри дома, расположившись на полу, готовили пищу женщины. Тут же трое мужчин наигрывали болончон — моноритмичную и бесконечную мелодию.
Дети и женщины при нашем приближении исчезли, но мужчины, музицировавшие на арфе, скрипке и гитаре (это минимальный по составу оркестр для исполнения болончона), встретили нас улыбками. Мы прибыли в добрый час: в селении шла подготовка к празднику Святого креста, который должен был состояться на следующий день. Рядом с хижиной уже стоял вкопанный в землю крест, увитый красной геранью, сосновыми ветками и душистой травой — хинсией. Рядом были приготовлены три глиняных горшка — кадила, предназначенные для воскурения копала. Нам разрешили присутствовать при открытии торжества, и, когда мы согласились принять участие в праздничном обеде, индейцы восприняли это с одобрением.
Утром следующего дня посланцы селения Пасте спустились за нами в Сан-Кристобаль, и все вместе мы направились в горы.
Вскоре эхо донесло до нас звуки барабана и флейты, а потом мы повстречали процессию индейцев. Возглавляемые маленьким традиционным оркестром, они длинной вереницей прошествовали мимо нас. Некоторые несли жезлы — символы мира и родовой иерархии.
Музыка индейцев штата Чьяпас — настоящая сокровищница для музыковедов. Многие мотивы еще подлежат изучению и классификации. Но есть одна мелодия, которая в праздничные дни разносится по ущельям и заглядывает внутрь хижин. Это болончон. Его знают во всех уголках холодных гор Чьяпа.
Хотя существует много болончонов с различной окраской и названиями, их ритм и мелодические движения всегда одинаковы. Ни одно торжественное событие не мыслимо без этой простой мелодии. Она звучит как ритуальный мотив на религиозных праздниках и как гротеск на мирских, сплетает воедино и арфу, и скрипку, и гитару и становится хозяйкой положения.
Как же проник этот танец в быт индейских племен? Профессор Уртадо, опираясь на исследования, проведенные им в Сан-Хуан Чамула — здесь болончон, исполняется на тростниковой дудке и барабане, — утверждает, что это подлинно индейский старинный танец. Его современное исполнение на таких инструментах, как арфа, скрипка, гитара и маримба (Маримба — индейский ксилофон), объясняется, по словам профессора, «естественной эволюцией музыки индейцев». По мере того как они узнавали музыкальные инструменты испанских завоевателей и начинали сами изготавливать их грубые и несовершенные копии, появлялись новые технические возможности для исполнения примитивной музыки предков, для создания новых произведений.
Сейчас болончон можно услышать и на окраине Сан-Хуан Чамула в исполнении четырех арф и четырех гитар, и в селении Пасте, хотя инструментов здесь меньше, а оркестр скромнее.
Но вернемся к индейскому шествию. Во главе группы двигались барабанщик и флейтист. Перед крестом у дверей празднично украшенной хижины процессия остановилась. Первыми в помещение вошли жрецы-старейшины с жезлами. Вслед за ними женщины — хранительницы очага. Затем старейшины торжественно приблизились к мужчинам, которые ожидали их, сидя на доске, положенной на два низких стула...
— Садитесь на скамейку, — говорит, обращаясь ко всем нам, старейшина Доминго Эрнандес Херонимо.
И сразу же начали играть музыканты, сидевшие неподалеку от стола старейшин. Жалобные, заунывные звуки флейты сменились более веселым перебором струн. Это был неизменный болончон. Три сипакантека танцевали, повторяя одно и то же движение. Один из них даже во время танца продолжал плести сомбреро с широкими полями и со свисающими цветными лентами.