Зачем все-таки он приходил, что хотел объяснить мне?
Следующий раз я устроился ловить рыбу в другом месте и надеялся, что медведь не осмелится теперь заглянуть ко мне, ибо совсем недалеко большая лесная дорога, по которой нет-нет, да и похаживали люди. Здесь, считал я, медведь не может предъявить мне никаких территориальных претензий — здесь владения людей, а медвежье хозяйство должно было оставаться, по моим расчетам, далеко в стороне.
Как ошибался я в своих расчетах, как забывал, что некогда незыблемые границы фамильного медвежьего хозяйства теперь нарушены. Что люди разгуливают по его владениям и что медведь, отказавшийся покинуть места своих бывших территорий, вряд ли станет считаться с границами, установленными человеком...
Бывший домосед и рачительный угрюмый хозяин, потревоженный, сдвинутый с места, стал теперь неимущим бродягой. Смирившись с новыми порядками в лесу, он не осмеливался открыто воевать с людьми, но в то же время не упускал случая напомнить новым хозяевам леса, что они явились на чужие земли, а войдя в роль и почувствовав слабину человека, мишка принимался выживать с озера струсившего рыбака.
И на этот раз чудной медведь разыскал меня на берегу, не дал ловить рыбу. Правда, появление шалого медведя уже не было для меня неожиданностью — я попробовал даже заговорить с ним, но какая уж там рыбная ловля, когда у тебя за спиной ворчит хозяин тайги, пусть даже бывший.
Постепенно, встречая в лесу рыбаков, стал узнавать от них, что о проделках шалого медведя кое-кто слышал, но встречаться со зверем так, как встречался я, вроде бы никто еще не встречался. Неужели этот зверь своим особым вниманием оделил только меня и, почувствовав во мне какую-то неуверенность, изводил теперь своим рычанием?
Но совсем скоро стало мне доподлинно известно, что подобным способом медведь выживал с озера и других рыбаков, только эти рыбаки скрывали свои встречи со зверем. И причиной этого была та поспешность, с которой почтенные люди покидали берега озера и бежали от медведя, оставив другой раз на берегу и удочки, и вещевые мешки.
Как-то на берегу отыскал я брошенную снасть и забытый кем-то рюкзак. Удочки и рюкзак я подобрал, принес в деревню, и тут же у них отыскался и хозяин, который чистосердечно рассказал мне обо всем, что приключилось недавно в лесу. Мне стало после этого рассказа легче — выходило, что медведь преследовал не только меня...
Говорят, что друзья по несчастью становятся обычно очень верными друзьями — не о каждом таком деле рассказывают вслух, а потому, встретившись однажды, такие «пострадавшие» редко нарушают молчаливое согласие скрывать причину своих неудач. Такое же согласие установилось теперь между мной и тем рыбаком-неудачником, который бросил на озере свои удочки — ни ему, ни мне не хотелось при других обсуждать подробности встречи с медведем. Но воспоминания наши были так ярки, многие подробности еще так живы, что требовали обсуждения, а потому решили мы перенести нашу дискуссию именно туда, куда редко заглядывали люди, — теперь мы ходили в лес вдвоем и вместе ловили рыбу на озере. И странное дело — за все время наших совместных походов мы ни разу не встречались с шалым медведем. Но стоило кому-нибудь из нас одному отправиться на озеро, как неугомонный зверь снова появлялся на берегу.
Моя догадка, что шалый медведь был не слишком глуп и умел рассчитывать свои силы, скоро подтвердилась. Попугивая любителей рыбной ловли в будние дни, медведь категорически отказывался посещать озеро в субботу и воскресенье, когда рыбаки прибывали в наш лес в большом числе. На это время чудной зверь куда-то уходил, где-то пережидал выходные дни, а в понедельник с утра пораньше снова появлялся на берегу Долгой ламбы, снова разыскивал рыбаков-одиночек и испытывал их нервы.
Постепенно я стал замечать, что этот зверь определенно обладал способностью дифференцировать. Он умел разбираться, что за человек пожаловал в его владения. Новичков медведь встречал менее гостеприимно, сразу заставлял считаться с собой. Но стоило такому новичку раз-другой выдержать медвежью осаду, как зверь стихал и, встретив знакомого человека, порой даже не пытался навязать ему свои условия. Но что руководило здесь медведем: то ли он просто не выносил однообразия, а потому и не любил по нескольку раз кряду встречаться с одними и теми же людьми, то ли у этого зверя было свое медвежье самолюбие, и, не достигнув однажды победы, он не желал больше связываться с человеком, который успел узнать его слабости?..