Словом, огромное количество произведений древнего искусства практически пропало для науки. Не всегда удается проследить путь найденных произведений, не всегда даже удается хотя бы сфотографировать их или перерисовать прежде, чем осядут они в частных — далеко не всегда открытых — собраниях. А ведь даже то немногое, что удалось нам сфотографировать и зарисовать из витрин антикваров, говорит об исключительности, нередко уникальности отдельных изделий, открытых грабительскими раскопками древнебактрийских могил.
И вот в антикварных витринах и на фотографиях, которые подарили нам местные археологи, сотрудники музеев, мы увидели печати, во многом напоминающие те, что нашли мы в стране Маргуш. Особенно выдающиеся печати сохранили подчас уникальные изображения. Вот обнаженная человеческая фигура с крыльями и птичьим лицом, сидящая на извивающемся драконе, — явно мифологический персонаж не дошедших до нас преданий. Вот горбатый бычок, возможно, индийской породы, стоящий на ладье, корма и нос которой, в свою очередь, изображены в виде змеиных голов. Обе эти печати пока вообще не имеют себе подобных изображений в искусстве Передней Азии. Они уникальны. В кабульских лавках можно увидеть небольшие, миниатюрные бронзовые флаконы, украшенные головами то диких муфлонов, то быков, булавки с разнообразными фигурными навершиями то в виде птиц, то коровы, ласково облизывающей теленка, то горного козла, стоящего в гордой позе с круто закрученными назад рогами. И наконец, увидели мы в лавках кабульских антикваров и бронзовые сосуды, отлитые в виде животных — по преимуществу все тех же бычков и горных козлов.
И не почувствовать сходство между этими сосудами и тем, уникальным, что был открыт нами в земле Маргуш, было просто невозможно.
Итак, уже можно подвести первые итоги.
Культуры Бактрии и Маргуш были близки (наиболее смелые из нас считают, что они вообще были идентичны) уже за 35 веков до наших дней! По-видимому, где-то в середине II тысячелетия до нашей эры, в эпоху бронзы, на эти земли приходят родственные племена, которые осваивают вначале территорию будущей страны Маргуш, затем Бактрии. На обширнейших пространствах, вблизи рек, которые спустя тысячелетия изменят свои русла, создаются десятки, потом сотни поселений древних земледельцев. Так на карте древнего мира за тысячу лет до того, как на Бехистунской скале высекли первые знаки, появилась новая — одна из древнейших — цивилизация Земли, открытие которой только начинается.
В. Сарианиди, доктор исторических наук
Мне говорил Осмон
Протоптана тропка по крутым отвалам. Курчавится мелкими жиловатыми крапинками подорожника; посвечивает стрельчатыми листьями щавеля; проплешинами глинистыми рыжеет.
Старым деревом изб, нагретым белым камнем древних соборов, пыльной сиренью и свежестью Онеги-реки дышит лето в Каргополе. И густым мучнистым духом картофельной ботвы с огородов в самом центре города. И древними легендами.
Поспешаем за Леонидом Ивановичем Григорьевым (В экспедиции по сбору фольклорной прозы, кроме автора, участвовала и Неонила Криничная, молодой ученый, кандидат филологических наук.) , старым каргопольским краеведом, по давнему валу каргопольской крепости. Видит памятливый и любознательный Леонид Иванович давно исчезнувшие с этих валов рубленые стены, башни граненые. Говор стрельцов и ратников каргопольских слышит, жаркую пальбу самопалов и пушек — в давнее Смутное время.
Ныне же каргопольские мальцы попросту Валушками кличут эти заросшие травой отвалы. И находят то наконечник стрелы, то монету, похожую на рыбью чешуйку.
В старом срубе неглубокого колодца дно до камешка видно, стены — до травинки, до малой трещинки. Кажется, воды нет, и давно уж. Но склонился Леонид Иванович над срубом, улыбнулся, ковшик медный опустил — и брызнул чистейший родник, и отяжелел кованый ковш. Зубы свело от холодного хрусталя воды.
— Мне говорил Осмон, это самый старый колодец в городе. Долго-долго всматривайся в воду — узришь отражение того, кто первым склонился к этому роднику: золоченый шлем, седая борода. Князь Вячеслав Белозерский, основатель Каргополя, первым здесь воду пил... Много сот лет прошло.
«Мне говорил Осмон...» Так начинал каждый свой рассказ Леонид Иванович и потом, в горенке своего дома. Притихал внучек. Маленькая старушка Мария Константиновна — жена сказителя — старалась не звенеть чашками да блюдцами: слушала. И старинный телеграфный аппарат особенно таинственно поблескивал в углу. Служил этот аппарат молодому телеграфисту Леониду Григорьеву в те давние годы, когда будущая жена его была ученицей местной прогимназии.