Под его руководством батальон дал 801 замес. Премирован заграничной командировкой».
— Ведь как было, — стала пояснять хозяйка, — когда Сидоренко дал столько замесов, об этом узнал австрийский профессор Зайлигер, видимо, прочел в нашей «Правде», решил приехать, чтобы самому убедиться, нет ли тут ошибки в сообщениях русских о преодолении установленной им нормы — пятьсот один замес. Видать, человек был основательный, не поленился приехать из Австрии — по его бетономешалкам все страны мира работали.
Так вот он приехал, захотел увидеть господина Сидоренко, а им оказался, к удивлению профессора, перемазанный в бетоне двадцатилетний рабочий парень... Говорит Ивану: «Можно я вас потрогаю?» Своим глазам не поверил... А какой был человек Сидоренко, — повторяла она, засыпая меня фотографиями тех лет. — А это уже здесь, в Комсомольске-на-Амуре...
Иван Сидоренко в тельняшке, коротко остриженные волосы, на крупном лице осторожный, ожидающий взгляд в объектив. А Евдокия Петровна — худенькая маленькая девушка в футболке — приникла к нему.
— Сам снимал — ногой нажал, знаете, фотокамера на треноге была. Ой, сколько выплакала слез...
Среди старых фотографий выделялась одна свежей глянцевой бумагой. И хотя снимок был недавний, на нем Евдокия Петровна с сыновьями выглядела совсем не домашней, а скорее какой-то официальной: в черном костюме, с орденом Ленина. Она показала на одного из сыновей, что был моложе, и сказала:
— Этот — Василек, самый младший мой, без него родился, — сейчас работает на «Амурстали», а вот эти двое, Николай и Петро, — на заводе Ленинского комсомола; Юрий же — на заводе имени Гагарина. — Она снова обратила мое внимание на меньшего сына. — Взгляд отцовский, но не такой суровый...
Иван Данилович был человек строгий, думала, как буду к нему привыкать. Я его поначалу даже избегала. «Девчонки, — жаловалась я, — он такой черный, суровый...» А они мне говорят: отхватила, мол, лучшего парня.
Я слушал ее открытый и искренний рассказ и понимал, что Евдокия Петровна встретилась с Иваном Даниловичем здесь, на Дальнем Востоке, в те первые, самые суровые и романтические дни, когда все в жизни у них было ново и для них на первых порах никаких проблем не существовало. Была идея построить город — этим они и жили, была молодость, для которой не было невозможного. И все же, чтобы эту жизнь приоткрыть с другой стороны, полнее представить то время, тех людей, я попросил Евдокию Петровну рассказать о ее встрече с Сидоренко.
— Познакомились мы с Иваном Даниловичем в стрелковом кружке в самом начале — шел второй месяц стройки. Помню, во время соревнований я получила первое место среди девушек, а он среди парней — Иван Данилович умел стрелять с обеих рук. Ну, после оставили меня чистить оружие. Доверили, как лучшей. Я занимаюсь своим делом, а они — Иван с товарищем — тоже чистят и рассказывают друг другу свои биографии. Чего это, думаю, они при мне распространяются?.. — «Ты, что, не говоришь о себе?» — спрашивает меня Сидоренко. «А чего? Все знают: я из Ростова...» Тут надо сказать, что, когда мы, двадцать две девушки, прибыли сюда на пароходе «Коминтерн», нас повели в село Пермское — дома стояли почерневшие, приросшие к земле. Привели в сарай. Пахло навозом, у стен были сколочены из неоструганных досок топчаны, а пол настлан из круглых бревен. Посередине подпорка, и вокруг нее — тоже из неоструганных досок — вроде стол. Утром нас выстроили, как военных, и стали спрашивать, кто что может делать. Меня определили в столовую — она была устроена в деревянной церквушке. Помню, вода в Амуре поднялась метра на три-четыре, и везде на полу, в смысле на земле, стояла вода.
Сидоренко часто приходил, стоит и просит воды, а я говорю: «Чего в конторе не попьешь?» — «Здесь у вас сухо», — отвечает он. И все стоял и наблюдал за мной. Однажды мы гуляли целой компанией, пели — ой как я любила петь! — подходит Сидоренко и просит: «Отпустите Селютину, мне нужно с ней поговорить». — «Ну, чего?» — спрашиваю я. А он уводит меня к берегу. Пришли к Амуру, сели на бревно, он молчит. В это время проходила по реке нанайская лодка, и волна качнула бревно. Иван Данилович вмиг подхватил меня и поцеловал. «А... а, — говорю, — ты за этим меня звал...»
Поженились, как только построили первый барак — «Дом коммуны», сразу пять пар поженились. Первый сын наш — Николай — появился здесь, в «Доме коммуны», в тридцать третьем году. Мне было тогда восемнадцать, а Сидоренко двадцать один...»