«29 марта 15 00. Бригада вышла на русловую опору моста. Мороз 40 градусов Сильный ветер. Звено Ивана Кротова приступило к подготовке основания опоры моста для бетона.
1 апреля. В 15.00 затопило котлован. Отказал насос. В 16 часов котлован был откачан. Мужественно вела себя бригада Надежды Горб. Женщинам пришлось вновь в эту страшную холодную погоду мыть тряпками скалу на которую должен лечь первый бетон».
«Тряпками протирали, — говорила мне позже Надежда Горб, — так, чтоб пятнышка не осталось. Вы знаете, раньше я как-то не верила, когда читала, будто ЧП происходят в самый ответственный момент. А в тот день поняла, что жизнь — она еще похлеще, чем в книжках, «придумывает». Ребята зачистили скалу, мы ее вымыли, а тут вдруг вода поднялась, насос отказал. Пока его исправили, вся наша работа насмарку пошла. Откачали котлован и давай опять на скале блеск наводить, а мороз был... Девчата потом удивлялись как мы все это выдержали?! И вы знаете, ну прямо до слез было жалко, когда сделанное вновь и вновь приходилось переделывать. Помню, ребята тогда с ног от усталости валились, но никто домой не ушел, понимали, что именно сейчас решается, быть или не быть мосту».
14 мая в 4 часа ночи пошел бетон в котлован. Резко прибывала вода в реке. А к 18.00 ребята уложили в опору моста последний кубометр бетона
Когда Ткаченко, усталый и не бритый, вместе со своей бригадой сошел на берег, кто-то из ребят стащил с головы защитную каску и с грохотом швырнул ее на землю:
— Все, бригадир, баста, на юг еду, в отпуск!
После многочасовой тряски в автобусе, когда уже не знаешь, куда и ноги деть, особенно приятно пройтись пешком. Я оставил портфель в гостинице и, загребая ногами дорожную пыль, побрел к Колыме. Хотелось как можно скорее увидеть гигантский муравейник котлована, почувствовать лихорадочный ритм огромной по своим масштабам стройки. Но у самой реки, сам не зная почему, свернул направо и пошел к приткнувшимся на берегу рубленым избушкам геологов; меня с ними связывало многое, очень многое...
...Мы сидели за широким, обильно заставленным местными закусками столом и вспоминали наших товарищей, которые ходили в это время маршрутами новых, не нанесенных еще на карты гидроэлектростанций.
— О перекрытии будешь писать? — неожиданно спросил меня кто-то.
Я кивнул утвердительно.
— Брось, старик. Об этом сейчас все газеты пишут. А ты попробуй-ка написать о тех первых, кто пришел на Большие Колымские пороги и многих из которых теперь нет с нами. Ты на могиле Николая Емельяновича был? А лето... то лето помнишь?..
Помню ли я лето 1967 года, когда наш маркшейдер упал в семиметрозый шурф и мне пришлось сплавлять его с переломанными ногами по Колыме в ближайший поселок? Непогодица на Колыме — явление частое и довольно-таки жуткое, но тот августовский снежный буран, что опрокинулся тогда на нас, описать невозможно. Вымокшие до костей, со скрюченными от холода пальцами, мы едва-едва смогли причалить к берегу, на котором приткнулось несколько брезентовых палаток и три бревенчака. Прямо у берега встретил нас немолодой уже человек в брезентовой, выгоревшей на солнце куртке с поднятым капюшоном. Как потом оказалось, начальник экспедиции Николай Емельянович Карпов. Он как-то очень быстро оценил происшедшее, вызвал по рации вертолет. Когда маркшейдера увезли, он критически осмотрел меня — не молод ли? — спросил:
— Сам кто по специальности?
— Взрывник.
— Годится.
— А как же...
— Здесь сейчас люди нужны. Первую на Колыме ГЭС строим.
Юрий Пересунько, наш спец. корр.
Люди на атолле
Густая вуаль дождя почти до последней минуты заслоняла все вокруг. Лишь перед самым приземлением самолет осветило сияющее солнце. Только что омытый тропическим ливнем, остров Понапе предстал передо мной во всем очаровании. Преобладала зелень, клубящаяся, пышная.
Как только открыли люк, в самолет ворвался густой жаркий воздух. Прямо над посадочной полосой вздымается ввысь отвесная скала, венчающая островок Сокеэс. Аэродром на Понапе поражает контрастом между современным реактивным самолетом и аэровокзалом под пальмовой крышей на бамбуковых столбах.
19 октября 1529 года остров Понапе был открыт испанским мореплавателем Альваро де Сааведра. Запись об этом была сделана в бортовом журнале. Однако жители Понапе так и не узнали, что были открыты странными белыми людьми, явившимися на плавающих островах, увенчанных облаками парусов Понапе был открыт заново в 1828 году. Его нанесла на карты русская экспедиция во главе с Федором Петровичем Литке, совершившим плавание на барке «Сенявин». Поэтому на многих современных картах Понапе и близлежащие атоллы обозначены как острова Сенявина.