Въехали в селение, состоящее из одной улицы, вдоль которой выстроились глинобитные дома с навесами от шального солнца. Взобрались на пригорок и очутились на небольшой площади перед зданием школы. В тени раскидистого фигового дерева расставлены стол и стулья, а вокруг на теплой земле расположились участники митинга. Первым выступал представитель местных властей Каесахун Айелу — он рассказывал о новой правительственной прокламации, которая определяла задачи и функции крестьянских ассоциаций.
Здесь не помешает сделать небольшое отступление. Дело в том, что пропаганда и агитация, да и просто распространение информации — задача в Эфиопии неимоверно сложная. Население в значительной степени неграмотно, поэтому от газет, журналов и листовок толку мало. Транзисторы могут позволить себе немногие, до радиофикации громадной страны дело пока не дошло. Даже в городах официальные объявления делает уличный глашатай. Он обходит кварталы с небольшим рожком, время от времени останавливается, дует в рожок, а потом, набрав полную грудь воздуха, возвещает последние новости.
В деревню информацию донести еще сложнее: помеха — обширные пространства, бездорожье и недоступность некоторых горных районов, куда даже вертолет не доберется из-за сильных ветров. Надо учесть еще, что в Эфиопии множество народностей, не владеющих амхарским языком. У большинства из них нет письменности.
После каждой фразы Каесахун Айелу — он говорил по-амхарски — делал паузу, чтобы дать возможность переводчикам растолковать смысл сказанного на понятных крестьянам диалектах. Никаких пышных речей и парадного славословия — шел деловой разговор. Крестьяне перебивали Айелу вопросами об улучшении водоснабжения и дорог, доставке семян и удобрений, о ценах на кофе, поругивали посредников-перекупщиков.
— Это вам не старые недобрые времена,— заметил сидевший рядом со мной директор местной школы.— Раньше представители властей если и наезжали, то затем, чтобы отдать распоряжения и накачаться домашним пивом у полицейского чиновника. Нас они ни о чем не спрашивали, только приказывали. А сейчас, видите, мы все вместе стараемся найти решение крестьянских проблем.
У школы носились с криками ребятишки: по случаю митинга их отпустили с уроков. Группа юношей и девушек в полувоенной форме защитного цвета и кепи с длинными козырьками стояла под навесом. Это участники национальной трудовой кампании «развитие через сотрудничество» — «земечи». После митинга я поговорил с ними. В их задачи входит политическая и воспитательная работа в деревнях, они помогают претворить в жизнь правительственные декреты, в первую очередь декрет об аграрной реформе.
По призыву В ВАС около 60 тысяч студентов и преподавателей высших учебных заведений разъехались в ходе земечи по самым отдаленным уголкам страны. Это не только пропагандисты и агитаторы. Они жили и трудились вместе с крестьянами. Студенческие отряды вели борьбу с неграмотностью и болезнями, строили школы и больницы, возводили мосты и рыли колодцы — всего не перечислишь.
Митинг продолжался, становился бурным. А невдалеке, у тукулей, текла повседневная жизнь. Тукули — это хижины, стены которых образуют деревянные жерди, обмазанные глиной. Жерди конусом выстраивают вокруг высокого шеста, торчащего в центре жилища, а крышу увенчивают пучком соломы, горшком или кувшином.
В хижинах и на утоптанных площадках перед ними женщины просеивали просо — тефф, толкли зерно в глубоких деревянных ступах. К вечеру, когда вернутся с митинга мужчины, будут готовы свежие лепешки. Мальчишки тем временем подтаскивали хворост для семейного очага. Девочки носили воду из ручья в больших глиняных кувшинах, горло которых заткнуто пучком травы; дно кувшина круглое, так что где попало его не поставишь. Поэтому водоносы нигде не задерживаются и спешат вернуться поскорее, чтобы установить посудину на специально отведенное ей место в тукуле.