Выбрать главу

— Аджап занимается этнографией в нашей академии, сама ковры ткала, понимает в этом...

— О, что значат мои слова, когда туркменские ковры достойны сказок Шехеразады и стихов Махтумкули,— шутливо говорит Аджап, вынося из кухни дымящуюся желтую гору плова на глиняном блюде.— На коврах из Парфии считали для себя честью возлежать знатные римляне, и Марко Поло восхвалял их как «самые тонкие и красивые в свете». А для туркмена нет дома без ковра...

Она поднимает свою большеглазую дочь Энеш с маленького коврика.

— Первые шаги ребенок делал на таком вот детском коврике, а уже взрослая девушка — невеста везла с собой на верблюде целое ковровое приданое. На спину верблюду накидывали попону с кистями, надевали наколенники, вешали нагрудник. Дом жениха, то есть кибитка, встречал невесту тоже коврами. Перед нею откидывался ковер с богатым орнаментом — энси, загораживающий вход в кибитку, и она, переступив гермеч — коврик от пыли, оказывалась на большом застилающем пол халы. Вдоль стен кибитки стояли ковровые сундуки, лежали чехлы для ружей и деревянного остова кибитки и даже набор ковровых мешочков для пиал, ложек, соли.

Завесы на дверях защищали жилище от горячего ветра — афганца, а торбы и хурджины были незаменимы при частых переездах туркмена-кочевника. Каждый день он просил аллаха о лучшей доле, протирая коленями коврик для молитвы — намазлык, а когда приходила смерть, могилу его тоже накрывали ковром — аятлыком. Так и не расставался с ковром туркмен всю свою нелегкую жизнь...

Аджап поправляет на стене отмеченный мною ковер.

— Все наши ковры — салорские, иомудские, эрсаринские — отличаются друг от друга орнаментом, цветом так же, как и этот — текинский. Родина его — Мервский оазис, нынешняя Марыйская область, где хранятся традиции искусства племени теке. Есть еще ахалтекинские ковры, их изготовляют в Ашхабадской области.

По узору, сочетанию красок текинский признан классическим туркменским ковром. Видите, как мягко пере ходит темно-красный цвет поля в более тонкие оттенки... Многоугольные фигуры, заполняющие все пространство,— это знаменитые медальоны текинского ковра. В них помещены шестиугольные звезды, в центре которых вытянутые ромбы, окруженные мелкими деталями орнамента. У каждой из них издавна свое название. Сложные фигуры, правда? И не всегда объяснимые... Нелегко раскрыть даже само название коврового медальона. В литературе мелькало слово «гюль» — «цветок». Оказывается, хоть и красиво, но неправильно. Сейчас называют медальон «голь» или «гёль» — вот для начала разберитесь сами, что это такое, наш текегёль, то есть гель текинского ковра, раз он вас заинтересовал...

Почувствовав, что сейчас пойдут вопросы и пора выручать жену, Аннакурбан моментально принял мудрое решение:

— Поедем-ка к теще, ведь этот ковер она ткала... Может, объяснит?

Аннакурбан ведет машину по осенним спокойным улицам Ашхабада и горячо убеждает, что в Туркмению нужно приезжать весной, когда земля полыхает пламенем тюльпанов.

— Кстати, тогда своими глазами увидишь, с чего начинается ковер. Аджап не сказала, что на туркменский ковер годится только мягкая шерсть весенней стрижки, да и то не от всех пород овец. Перед стрижкой овец надо перегнать через мелкую речку: шерсть тогда будет чистая, нежная. Для ковров всегда ценилась длинная, волнистая шерсть, которую старательно сортировали, чесали гребнями и пряли. Что может быть лучше в ковре, чем белый, черный, серый, коричневый — натуральный цвет овечьей шерсти...

Аннакурбан неожиданно круто заворачивает машину в зеленый двор. Там около тандыра хлопочет Аннатач Реджепова, вынимая круглой рукавицей горячие лепешки.

— Праздник будет! — весело говорит Аннакурбан, когда нас приглашают в дом.

Сидя за дастарханом, мы кладем на лепешки, еще сохраняющие жар печи, масло и кислый творог, утоляем жажду кок-чаем и слушаем рассказ Аннатач о ее жизни халычи — ковровщицы.

С малых лет она видела в своем домике в Кизыл-Арвате, где тогда жила семья, согнутые с утра до вечера спины женщин над станками.

— На нынешних вертикальных станках, как у нас на ковровой фабрике, ткать гораздо легче. А в прежние времена мастерицам все время приходилось сгибаться над станками, хотя ковры выходили плотными, добротными. Вот посмотрите...

Аннатач легко поднимается с ковра и проводит нас в соседнюю комнату. Там на полу стоит деревянный горизонтальный станок. Пока она его раздвигает, ее муж Джума Реджепович, художник той же фабрики, достает из угла разноцветную связку пряжи.