Бело-голубой суперэкспресс «Хикари» о двенадцати вагонах стоит у перрона токийского вокзала. Состав готов к пятисоткилометровому прыжку на юго-запад. Пункт назначения — город Осака. «Хикари» в переводе означает «свет».
Столица Японии плотно накрыта тяжелыми серыми облаками. Настойчивый дождь, то усиливаясь, то ослабевая, барабанит по тысячам разноцветных зонтиков, заливает, сражаясь с «дворниками», лобовые стекла автомашин, мчащихся по кружевным серпантинам транспортных развязок. Это идет «бай-у» — летний сливовый дождь. Японские рисоводы всегда ждут его с нетерпением.
Мы спешим. И очень досадуем, когда приходится торчать у светофоров. Кстати, сигнал светофора здесь — нерушимый закон. Наученные горьким опытом, пешеходы и водители перенаселенного города беспрекословно повинуются зеленым и красным огням и движениям жезлов регулировщиков. Спрессованные людские потоки на перекрестках то и дело замирают, словно наткнувшись на невидимую стену.
Мы спешим, потому что опоздать к отправлению «Хикари» никак нельзя. Администрация японских национальных железных дорог разрешила нам, советским специалистам, поездку в кабине машиниста суперэкспресса. На полпути от гостиницы к вокзалу дорогу нам преграждает демонстрация. Все боковые улицы, примыкающие к магистрали, забиты автотранспортом, пассажиры нервничают.
Чем вызвана демонстрация, мы не знаем, не знает и сопровождающий нас господин Ватанабе Ямада. Судя по истошным воплям полицейских мегафонов и многоголосому шуму, доносящемуся до нас, по лесу разноцветных транспарантов и плакатов с огромными иероглифами, колышущихся там, вдали, демонстрация многолюдная и проходит бурно.
Поздно вечером, вернувшись в гостиницу после утомительной тысячекилометровой поездки, мы видели эту демонстрацию по телевизору. Под зонтиками, под прозрачными кусками полиэтиленовой пленки, укрывающей сразу трех-четырех человек, шли юноши и девушки в синей одежде. Шли, чтобы выразить свой протест против непрекращающейся инфляции, которая так быстро съедает все льготы и прибавки, достигнутые трудовым людом в ходе ежегодного «весеннего наступления».
На вокзал мы попали за пятнадцать минут до отправления «Хикари». У соседней платформы стоит обычная, не скоростная электричка, следующая в пригороды Токио. Посадка заканчивается, на огромном черном табло ярко горит номер платформы, от которой должен отойти поезд, электронные часы отсчитывают последние секунды. На перроне давка. В дело вступают «упаковщики». Рослые парни бесцеремонно заталкивают в вагоны толпящихся у дверей пассажиров, автоматические двери с шипением смыкаются.
Я так до сих пор и не знаю, откуда берутся в Японии такие богатыри. «Упаковщики» всегда на целую голову возвышаются над окружающей толпой. Специально, что ли, их выращивают?
Головной вагон «Хикари» — гладкие обводы, обтекаемая форма — более всего похож на нос авиалайнера. Из кабины спускается машинист. Господин Ямада перебрасывается с ним несколькими короткими фразами, и водитель суперэкспресса гостеприимно приглашает нас подняться по лесенке. Место помощника машиниста, безмолвно исчезнувшего в пассажирском салоне, уверенно занимает господин Ямада. Мы садимся на откидные стулья.
Машиниста зовут Оцука Хироси, ему тридцать лет. Уже четыре года он водит сверхскоростные экспрессы по линии «Новая Токайдо». На стене кабины над головой у Хироси изящная хризантема — вестник живой природы в этом герметическом, автоматизированном мирке, напичканном десятками сложнейших приборов.
Плавно, без малейшего толчка, трогается «Хикари», надвигаясь на вымытые дождем, белеющие на темном щебне железобетонные шпалы . Четыре блестящие нитки рельсов (нашего и соседнего пути), как лазерные лучи, устремляются вдаль, соединяясь где-то за пеленой дождя в несуществующей точке. Стрелка скоростемера на приборной панели, подрагивая, поднимается выше и выше, минуя отметки 50, 100, 150. Вот она замирает у деления 210. Это максимальная скорость суперэкспресса. Шпал впереди уже не видно, под поезд бежит и бежит сплошная серая лента железнодорожного полотна. За нашими спинами в креслах двенадцати салонов дремлют 987 пассажиров.
Когда летишь в самолете, головокружительная скорость не ощущается: за иллюминатором величаво проплывают облака, земля если и видна, то далеко внизу, кажется, что самолет висит в воздухе. Только при взлете и посадке ощущаешь скорость. Но что можно рассмотреть из маленького иллюминатора?!
«Хикари» движется в ином масштабе скорости. Кабина машиниста поднята над рельсами на высоту немногим больше двух метров. Совсем близко к железнодорожной линии подступают постройки, ажурные мачты, крутые откосы выемок, решетчатые ограждения. И все это с шумом и свистом проносится мимо, сливаясь в одноцветную, размазанную скоростью стену.