За час, как признался месье Лемер, они взяли тридцать пять крокодилов. Такой охоты, как та, на Гайане, у него уже никогда не бывало. Сколько лет прошло с той поры, а охота не повторилась.
Мы сидели тогда долго, наверное, часа три. Понимали друг друга без слов, не нужно было никакого перевода, не существовало никаких тайн, загадок, недомолвок — все мы находились на одном корабле, плывущем по буйным водам реки, мы были равными на этом корабле, и это сближало нас. На прощанье месье Лемер пожаловался нам на служебные осложнения — полтора года назад какой-то чин прислал ему счет на семьсот тысяч местных франков. Лемер посмотрел, что это за счет. Оказалось — за напитки: чин решил взять с отеля мзду напитками, а Лемер не захотел давать мзду, он вообще решил не давать никаких взяток и отправил счет назад чину. Возник конфликт. Чин не уступал: уже пару раз положил в карман деньги, перечисленные отелю через департамент этого чина за проживание нескольких делегаций, присвоил небольшой разъездный автобусик, что отель купил для собственных нужд. Бернар Лемер в ответ только вздыхал, разводил руки в стороны: «Я знаю, что существует коррупция, я знаю, что есть поборы, но не до такой же степени!» — и в конце концов пошел ругаться к чину.
Чин принял ответные меры — отправился в Париж, нанес визит компании «Пульман» и высказал все, что думает о Бернаре Лемере. Началась игра «Кто кого перетянет?». Исхода игры месье Лемер не знал.
Увиделись мы в середине следующего дня. У месье Лемера вид был таким, словно бы жизнь его была безвозвратно утрачена, все прожитое выброшено в мусорную корзину — и непонятно, зачем он жил, для чего — один глаз загнанно дергался, слезился, другой был неподвижен и чист, словно бы это и не живой глаз был вовсе, а искусно вставленная стеклянная подделка. Рот был крепко сжат, губы побелели — ничего не скажешь, горький вид у месье Лемера, горький и далеко не гусарский. И куда только подевалось былое? Держитесь, месье Лемер, жизнь такова, что в ней все игры надо доигрывать до конца и, конечно же, делать все, чтобы не вернуться на пепелище проигранных битв. Что ушло, то ушло, да и нельзя искать ростки новой жизни в былом: на пепелище ничего не растет.
— Что случилось, месье Лемер?
Лицо у месье Лемера как-то странно перекосилось, потемневшие от обиды и непонимания происходящего щеки втянулись под аккуратные дуги скул, Бернар попытался улыбнуться, но улыбки не получилось, он посмотрел куда-то вверх, на макушки недалеких старых деревьев и пробормотал отрешенно:
— Телекс пришел.
— Ну и что?
— Меня переводят работать в Камерун.
— Куда? В Камерун? Зачем и кем?
— Кем... Вот именно — кем? Генеральным директором такого же отеля, как и этот. Только намного меньше, может быть, размером, а может, и ненамного,— подумав, добавил он.— Отель еще пахнет свежей краской.
— Почему это произошло?
— Ну как же, как же! Разве ничего не ясно, разве я вчера ничего не рассказывал? Мой добрый знакомый съездил в Париж. Итоги поездки, как говорят на дипломатических раутах, он со мной не обсуждал. Издан приказ. А что такое приказ? Мы не армия, но у нас как в армии.
— Значит, вы едете в Камерун?
— Меня едут! Хотелось бы в Гайану, но... Вот именно — но! — Месье Лемер поднял голову еще выше, он теперь смотрел на облака.
— Камерун так Камерун. Но уеду я в Камерун не сразу,— проговорил месье Лемер тихо и печально,— вначале пойду на два месяца в отпуск, побываю в Париже у матери, потом, может быть, съезжу в Гайану — да, в Гайану. Поохочусь, может быть, напоследок на крокодилов...
Браззавиль
Валерий Поволяев
Рольф Эдберг: «Все мы — команда каравеллы»
Этот монумент появился несколько лет назад в Вашингтоне у печально известного отеля «Уотергейт». Впрочем, к уотергейтской истории он не имеет никакого отношения. Скульптор-модернист Нэнси Рубине соединила в причудливую структуру тысячи отработавших свое электробытовых приборов и тем самым выразила протест против варварского расточительства, присущего современной цивилизации.
Экологические проблемы, порожденные урбанизацией, не новинка на нашей планете. Археологи установили, что поблизости от Рима — имея в виду, конечно же. Древний Рим — существовала огромная свалка. Отбросы составили целый холм высотой 35 метров и диаметром (в основании) 270 метров. Свалка жила своей собственной жизнью: там водились грызуны, вились тучи мух, мусор кишел болезнетворными бактериями, и эта активность неуправляемой живой материи несла смерть людям. Нередки были эпидемии страшных болезней, которые опустошали целые города.