Navigare necesse est…
Ч то в переводе с латыни означает «плавать по морю необходимо...». Мы же, перефразируя слова Помпея Секста, командовавшего в античные времена римским флотом, скажем, — не по морю, а по небу, потому как речь у нас пойдет о плавании не по морям и океанам, а по воздуху, словом — о воздухоплавании.
Однако у вынесенного в заголовок крылатого выражения есть и вторая часть — «vivere non est necesse», что значит «жить нет необходимости», в этих словах, кстати сказать, точно в зеркале, отразилась печальная участь фотокамеры «Кэнон» нашего фотокорреспондента Юрия Масляева. И снимки, предлагаемые вашему вниманию, оказались последними в ее профессиональной жизни.
Дело в том, что при заходе на посадку корзина воздушного шара, в чреве которой подгибались коленки — как и учили — у Юрия, ударилась о землю, подпрыгнула, завалилась набок и потащилась по пашне, влекомая опадающим куполом. Наивно раскрытый голубой глаз фотообъектива безумно завращался между шершавой плетеной стенкой корзины и пашней — и через мгновение-другое жизнь в нем угасла, несмотря на отчаянно-рискованные попытки Юрия во что бы то ни стало спасти фотокамеру...
В воздухоплавании, надо сказать, приземление по закону падающего бутерброда — дело не совсем обычное, правда, иной раз случается и такое. Шар легче воздуха, и с его подъемно-объемной силой — две сотни «кубиков» на брата — вообще-то шутки плохи. Нельзя, например, выпрыгивать из корзины, следуя сугубо эгоистическому принципу «спасайся, кто может!», — оставшимся в корзине подобные действия причинят немало неприятных ощущений, как моральных, так и физических. Обычно летная погода для уважающих себя пилотов регламентирована пределом скорости ветра 5 метров в секунду.
Описанное приземление происходило во время «фиесты» — как на изящный манер воздухоплаватели называют свои встречи, которые действительно похожи на праздники, — что проводилась в подмосковной Истре, в рамках первого Российского семинара по безопасности полетов на воздушных шарах. Оказывается, если верить мировой статистике, воздухоплавание даже менее опасно с точки зрения травматизма, чем, к примеру, авто- или велогонки. При разборе полетов выяснилось, что основной причиной травм является нетерпение тех, кто желает поскорее взмыть в небо, — под чем, вероятно, подразумевались традиционные российские «гусарство» и бесшабашность.
Что же влечет, скажем так, не отроков, но мужей к этому странному, хлопотному и всепоглощающему занятию? Воздухоплаватели отвечают на этот вопрос обтекаемо, вроде: «Почувствовать себя плывущим в струях воздуха». Среди пилотов есть бывшие и действующие летчики, гонщики, альпинисты, парашютисты и так далее — вплоть до любителей подледного лова. В общем, лица, склонные к обостренно-романтическим ощущениям, воспитанным еще в юности чтением романов Жюля Верна. У иных же страсть к воздухоплаванию сродни профессиональной болезни — как, например, у президента Федерации воздухоплавания России Давида Шифрина, заведующего отделом экспериментального воздухоплавания Центральной аэрологической обсерватории: он пристрастился к полетам на шарах по необходимости — когда изучал физику атмосферы.
На что похоже плавание в плотных ее слоях? Пожалуй, на обычное парусно-морское, помноженное на дополнительное измерение свободы и поделенное на отрицательную степень комфорта. Во всяком случае, по изначальной природе своей это тоже «ода вольности» — освобождение от суетливого давления цивилизации, обретенное согласие с живым пульсом и противоборством стихии, свободный выбор коллективистского одиночества и степени регулируемого риска.
Предвкушение полета (о, сладостное мгновение!) начинается с наполнения синтетического супермешка, пропитанного чем-то для пущей термоизоляции. Шар сначала именно надувают мощным вентилятором, а затем подогревают заполнивший его воздух положенными набок газовыми горелками, действующими по принципу огнемета. В предстартовый период, так уж сложилось, не обходится без цехового злословия в адрес «ложкарей» — тех, у кого за нарушения пусковой технологии ветер выдавливает «ложку» в мягких боках оживающих туш. Это чревато перерасходом газа, а то и сожжением подбрюшья шара из-за слипания его нежных тканей. Всеми действиями — и при надуве, и в полете — заправляет пилот. Команда обычно состоит из четырех человек: пилот, помощник, группа поддержки. Естественно, должна быть машина, в ней — рация «уоки-токи», от которой проку, в общем-то, маловато, поскольку действует она обычно километра на полтора. Поэтому временами поиск улетевших за пределы видимости шаров плавно переходит в действо, чем-то напоминающее «охоту на лис».