«... Выдержать эту жару
невозможно, Боже!
Мы задыхаемся!.. Что же нам
делать?.. Что же?..»
Молвил тут Хаген, сурово
нахмурив брови:
«Жаждой томимый, пусть
каждый напьется крови!
В пламени адском напитка здесь
нет другого:
Пейте его — таково мое, други, слово».
В тринадцатом веке монголы (как раз в то время их стали называть «татарами») пользовались репутацией самого кровожадного народа в истории. Эта мрачная слава, конечно же, основывалась на всеобщем ужасе перед ними — от Китая до Ближнего Востока. Заслуживает внимания рассказ о внуке Чингисхана Батые, переданный европейским монахом Риколдом. Он пишет, что «один знатный тюрк, состоявший на службе у Батыя, был уличен в предательстве. Хан приговорил его к смерти, но татарские женщины попросили отдать тюрка в их руки. Заполучив несчастного, они сварили его живьем и разрезали на мелкие части, которые были розданы воинам, чтобы они их съели и запомнили, что такая участь суждена всем предателям».
Многие представляли татар как неисправимых каннибалов. «...Когда они захватывали в плен кого-нибудь из своих злейших врагов, то собирались вместе и съедали его, мстя за непокорность; точно вурдалаки из преисподней, они также выпивали кровь жертвы». А один западный свидетель их нашествия на Европу в 1242 году сообщал, что «татарские военачальники и их помощники с песьими головами пожирали тела своих жертв, точно это был хлеб». (И тут мы имеем дело со свидетельствами врагов. Заметим, что само слово «татары» на Западе возводили к названию ада — «Тартар». Адским же созданиям можно приписать любые — особо отвратительные свойства. Отчего мы должны доверять этим свидетельствам больше, чем «помощникам татарских ханов с песьими головами»?)
К началу классического периода античности на Средиземноморском побережье Европы первобытного каннибализма уже не было; остался только след в греческих легендах и мифах. Например, в мифе о титане Кроносе, женившемся на своей сестре Рее. По предсказанию богини Геи, его должен был лишить власти собственный сын, поэтому, как только у Рей рождались дети, Кронос тотчас их проглатывал, желая избежать исполнения предсказания. Так он расправился с Гестией, Деметрой, Герой, Гадесом и Посейдоном. Однако Рея обманула Кроноса, подложив ему вместо младшего сына — Зевса запеленатый камень, который он, глазом не моргнув, проглотил. Зевса же тайно воспитали в пещере на Крите; возмужав, он опоил отца волшебным напитком, и упившийся Кронос изрыгнул на свет съеденных собственных детей. После долгой битвы Зевс низверг Кроноса и остальных титанов в Тартар. Конечно, это всего лишь легенда. Однако в некоторых районах Аркадии (области Эллады) на самом деле существовал обычай принесения в жертву детей.
История голода
До сих пор мы говорили об обрядовом поедании врагов или принесении жертв. Была, однако, причина, по которой людоедство временами распространялось в разных районах земли.
На протяжении веков народы Европы, Азии, Африки и Америки (хотя данные о ней имеются лишь с 1200 года) страдали от неурожаев и голода. История повторялась снова и снова. В 206 году до н.э. в Китае «люди ели человеческую плоть; половина населения вымерла от голода». В 178 году до н.э. «был голодный мор; изможденные люди обменивались телами умерших детей и обгладывали их кости». В 48 - 44 годах до н.э. «жители провинции Ганьсу ели человеческое мясо». В 15 году до н.э. то же самое происходило в Лояне и в близлежащих провинциях. (По мнению авторитетных исследователей — например, Ляо Кэ — выражение «есть человеческую плоть» представляет собой не более чем метафору. Скажем, китайское выражение «требовать чьих-то глаз» значит «просить сатисфакции», но вовсе не означает, что проситель желает вырвать глаз у обидчика. Это, конечно, не отрицает фактов людоедства во время голода, столь частого в Средней Империи, но отнюдь не значит, что поедание себе подобных было делом обыденным.)
Китайские драматурги постоянно возвращались к этой теме. В 25 году в провинции Юннань бродяжничали целые шайки каннибалов; они захватывали небольшие селения, съедали всех его жителей, а затем отправлялись дальше. Неудивительно, что, узнав об их приближении, люди покидали свои дома и прятались где-нибудь в окрестностях. Пьеса «Преданность Шао Ли» передает события того времени. Сцена изображает пригород Пекина. Входит вдова знатного человека, г-жа Шао, поддерживаемая под руки двумя сыновьями — Шао Хи и Шао Ли: они убегают от людоедов. Желая устроить небольшую передышку, Шао Ли идет собирать хворост для костра, а Шао Хи отправляется на поиски корней и ягод. Однако не успевает он отойти на сотню шагов, как появляется мужчина весьма отталкивающей наружности, некто Ма Вао. Он заявляет, что несмотря на свои заслуги был изгнан из армии за безобразную внешность и с тех пор стал предводителем отряда таких же отверженных. Теперь он взял за правило три раза в день съедать по куску человеческого сердца или печени. С этими словами он хватает прилежно внимавшего ему Шао Хи и тащит в свой лагерь. Убедившись, что разжалобить людоеда не удастся, юноша просит отпустить его, чтобы проститься с матерью. Ма Вао колеблется, и между ними завязывается философский спор о пяти человеческих добродетелях. Шао Хи одерживает в споре верх, и Ма Вао отпускает жертву повидаться с матерью, с обещанием, однако, вернуться через час. Юноша прощается с матерью; ее слезы не могут удержать сына — верный своему слову, он возвращается в лагерь каннибалов. Брат его Щао Ли идет за ним и пробует уговорить Ма Вао, чтобы тот взял его вместо брата. Он даже обнажается, чтобы показать, сколь он аппетитен. Тронутый братской преданностью, Ма Вао отпускает обоих, и они вместе с матерью продолжают прерванный путь. (У китайцев «литература ужасов» (как и детектив) появилась гораздо раньше, чем у европейцев. Помимо людоедства излюбленной темой являлись оборотни-лисы, покойники, вступающие в брак с живыми, привидения и т.д. — словом, все, вызывающее болезненное любопытство, все необычное, не существующее в реальной жизни. Масса таких рассказов классика китайской литературы Пу Сунлина (Ляо Чжая). Они так и называются — «Рассказы о людях необычайных».)