Даже у джипа, на котором мы благополучно изъездили большую часть Кении и Уганды, по мере приближения к границе Заира, начались неполадки. В 50 километрах от Касесе, городка на самом западе Уганды, машина неожиданно встала — отказал аккумулятор. Мы как раз находились у небольшого поселка Кабароле. Тут же вокруг джипа собралось все мужское население деревушки. Парни катали машину туда-сюда и пытались починить аккумулятор, мы же стояли рядом и поощряли эти действия сигаретами и мелкими купюрами. Наконец, машина все-таки завелась, и мы смогли продолжить путь. Однако километров через двадцать аккумулятор снова вышел из строя, тогда Влад поехал на попутках в город за механиком и инструментами, я же с Патриком, нашим проводником, остался охранять машину. Вскоре из зарослей, окружающих дорогу, вылезли полуголые африканцы с мачете и без лишних слов стали чинить мотор. Складывалось впечатление, что страсть к механике местные племена впитывают с молоком матери. Уже через десять минут неожиданные помощники сумели завести машину, и мы тронулись в путь. Правда, в Касесе мы въехали все-таки на буксире.
На следующий день Патрик доставил нас к угандийско-заирской границе, где мы с ним и расстались. И с машиной также. Переход границы прошел относительно удачно, не считая 20 долларов, пожертвованных нами таможне, и к вечеру мы были в небольшом городке Бени. Далее наш путь лежал в деревню Команда, стоявшую неподалеку от реки Итури. Вдоль реки, сравнительно изолированно, и жили интересовавшие нас племена пигмеев. До Команды было 130 километров проезжей дороги, и мы надеялись преодолеть их в течение суток. Тем более, что, по уверениям местных жителей, машин по этой дороге ездило много. Безуспешно прождав их в течение дня, мы пошли в Команду пешком, недоумевая, где же обещанные многочисленные машины. Вскоре, правда, поняли, где они, так как вышли к длинному узкому водоему, ранее, видимо, считавшемуся дорогой. В нем-то и скопились все пропавшие грузовики, после внезапных ливней застрявшие здесь всерьез и надолго.
Вокруг машин сидели люди, жгли костры, варили еду и, судя по всему, в ближайшую неделю выбраться из этой ловушки даже не надеялись. Поэтому, перекусив купленными на обочине кусками козлятины (из-за мухи цеце козы — единственный скот, способный выжить в этих местах), мы снова пошли пешком.
В пути нас не раз останавливали пестро одетые вооруженные люди, называющие себя полицией. Каждый раз при встрече они требовали деньги — сначала 30 долларов, если получали отказ, сбивали планку до 10, потом просили хотя бы доллар. Мы же обычно ничего не давали, ссылаясь на неслыханную бедность, что было чистой правдой. Впрочем, полиция вначале нам не очень досаждала и конфликтовать с ней по-серьезному пришлось уже по возвращении от пигмеев.
Кстати, первая встреча с ними произошла уже на третий день пути. Сгибаясь под тяжестью рюкзаков, мы с трудом двигались по грязной жиже (это была дорога), когда мимо прошла группа полуголых мужичков с луками. Неожиданно Влад спросил, не показался ли мне странным их рост. Мы обернулись, пигмеи тоже остановились, с удивлением глядя на нас, — видимо, нечасто встречали они здесь белых людей. Я пробурчал что-то про их малый рост и пошел дальше, сил на более подробные этнографические наблюдения в тот момент не было.
На пятый день пути, покрытые с ног до головы красной коркой грязи, мы въехали в Команду. Въехали, поскольку последнюю четверть пути нас подвозил чудом вырвавшийся из грязевого плена грузовик.
В Команде пробыли два дня, занимаясь поиском проводника и плавсредств для сплава по Итури. На берегу реки мы обнаружили всего две пироги. Одна была маленькая, старая, с большой дыркой в корме. Другая поновее, большая и устойчивая. Разумеется, мы хотели купить ту, что поновее, но оказалось, что она продается только вместе со старой. Пришлось покупать обе. Причем старая стоила в два раза дороже новой; нам это показалось нелогичным, но вскоре все объяснилось. Просто маленькая принадлежала вождю, а большая — рядовому труженику.
Нанять одного проводника тоже оказалось невозможно, потому что к опытному, знающему места Шабану, которого нам рекомендовали, прилагался молодой и бестолковый Мачо: должность проводника весьма прибыльна и престижна, а Мачо был сыном вождя.
Закупив месячный запас продуктов (рис, крупа, сахар, пальмовый самогон), мы отправились в путь. Провожать нашу маленькую флотилию вышла вся деревня, и, оглядывая толпу черных людей, машущих руками и платками, мне почему-то показалось, что вот-вот над рекой грянет марш «Прощание славянки».
Хочу рассказать немного о пигмеях, к которым мы направлялись. Сегодня в Заире их насчитывается около 100 тысяч. Мбути — так называют пигмеев, проживающих на востоке страны и говорящих преимущественно на языке эфе. Несмотря на мрачную славу беспощадных охотников, они в отличие от воинственных северо-кенийских племен ведут мирный образ жизни. Не открытых племен уже не осталось — везде побывали европейские миссионеры.
Пигмеи, меняя свои стоянки раз в пять-шесть лет, постепенно перекочевывают поближе к дорогам и рекам, где могут поменять дары природы (шкуры, мясо, плоды дикорастущих деревьев) на спички, соль, железные вещи и одежду. Поэтому ушли в прошлое их юбочки из коры и листьев, уступив место рваным штанам и рубахам, которые пигмеи выменивают у оседлых и цивилизованных банту. Банту — название языковой группы, к которой принадлежит большая часть племен Заира и многих других африканских стран (в том числе племена, говорящие на международном для Африки языке суахили). Мы пользуемся словом «банту» (дословно: «люди») для обозначения высокорослых оседлых людей.
В целом же жизнь мбути не претерпела серьезных изменений, они по-прежнему остаются кочевыми охотниками и собирателями. Сохранилась и традиционная культура.
Целый месяц мы плавали по Итури, по среднему ее течению, и за это время посетили семь племен. Встреча с первым племенем произошла уже через день после отплытия. Племя состояло всего из девяти человек. Рост двух пожилых — лет по сорок — пигмеев оставлял желать лучшего: всего метр. Это были самые маленькие пигмеи, встреченные нами за всю экспедицию. Еще через день мы добрались до большой (по местным понятиям) деревушки, где проживало 32 человека (шесть семей). Войдя в деревню, мы попали в самый разгар традиционных охотничьих танцев. В некоторых участвовали только женщины, в других — только мужчины. Но в основном танцевали всем племенем. Под аккомпанемент тамтамов и трещоток пигмеи пели заунывные песни.
Один танец, имитирующий охоту на слона, был весьма выразительным. Несколько охотников, подтанцовывая, подкрадывались к сделанному из веток и листьев «слону», и один из них подрубал ему ноги ударом мачете. Остальные же добивали «животное» копьями. Затем подбегали женщины и, погрузив куски бутафорского мяса в корзины, с радостными криками скрывались в хижинах. Лица танцоров были изукрашены узорами, нанесенными углем, на шеях болтались клыки кабана и леопарда. В обычное время пигмеи украшений не носят.
Собираясь в экспедицию, мы предусмотрительно захватили с собой веревки, леску и металлические колокольчики, которые успешно поменяли в этом племени на луки, стрелы и водяную трубку. Так начала складываться будущая коллекция уникальных пигмейских вещей, с большим трудом впоследствии вывезенная из Заира и с еще большим — ввезенная в Россию.
Вскоре мы заночевали в другом племени мбути, которое по названию протекающей рядом речушки нарекло себя «луэ». Так называлось и поселение. Племя насчитывало также около 30 человек (семь семей). Надо сказать, что у пигмеев нет ограничения на количество жен. Но в постоянной борьбе за выживание прокормить более одной женщины бывает трудно и потому мбути в основном живут моногамными семьями. Детей в семье обычно не более двух.