На протяжении более 100 лет город рос и ширился только благодаря железной дороге, она же во многом определила и сам облик Улан-Удэ, протянувшегося вдоль нее на 30 километров. Сейчас город делится на три больших района. И если Советский, по иронии судьбы, являет собой средоточие практически всех исторических и культурных памятников, а Октябрьский – почти сплошь новостройки, то Железнодорожный, где находится не только сама узловая станция, но и большинство промышленных предприятий, – это индустриальный центр города.
Может показаться странным, но из 390-тысячного населения города лишь 22% – коренные жители республики. Однако господствующая в Бурятии религия буддизм накладывает отпечаток на весь уклад здешней жизни. Поэтому нам показалось интересным отправиться в один из главных буддийских храмовых комплексов Забайкалья – Тамчинский дацан.
Он существует на территории Бурятии с 1741 года. Главная святыня храма – оленный камень, или «алтансэргэ», что в переводе с буряткого означает «золотая коновязь». Свое название камень, чей возраст оценивается археологами в 3,5 тысячи лет, получил благодаря высеченным на нем изображениям оленей. Согласно преданиям каменная стела, стоящая ныне у входа в главное здание монастыря, служила коновязью для священных лошадей небожителей, прибывавших в дацан на культовые праздники.
В конце 1920 – начале 1930-х годов, в период наиболее жестоких гонений на религию и верующих, дацан был закрыт. Немногим позже здесь разместился лагерь для политических заключенных, труд многих из них использовался при строительстве вторых путей Транссиба. Условия содержания в лагере, как говорят, были ужасные, и в главном храме располагался лазарет, куда свозили тела погибших.
В 1957 году Тамчинскому дацану был присвоен статус историко-архитектурного памятника, и на территории храмового комплекса развернулись реставрационные работы. Лишь в 1990 году освященный дацан вернули верующим, и он вновь стал действующим.
Три часа езды на автомобиле от Улан-Удэ – и мы в Тамчинском дацане, расположившемся в селе Гусиное Озеро. Прибыв туда, мы вспомнили, что для осмотра дацана и съемок в его внутренних помещениях нужно было получить разрешение в другом бурятском дацане – Инголинском, который является резиденцией хамбо-ламы, главы буддистов России, но вспомнили поздно… Видимо, поэтому настоятель Тамчинского дацана, где сейчас постоянно живут пять монахов, встретил нас крайне холодно, не удостоив своим вниманием. Однако закон гостеприимства, видимо, не позволил выпроводить нас ни с чем… Навстречу нам вышел молодой бурят с открытым, приветливым лицом. «Меня попросили показать вам дацан», – сказал он и провел нас по его территории.
Молодого человека звали Домба (в миру Сергей), ему недавно исполнилось 19 лет. Домба – лама с небольшим стажем, он лишь некоторое время назад стал жить в монастыре. Его прадед был тоже ламой, а вот дед – уже убежденным коммунистом. Он рассказал нам, что перед самым закрытием монастыря в 1930-х годах монахи якобы спрятали в горах всю ценную монастырскую утварь, которую здешние жители упорно пытались отыскать. Но «золотая лихорадка» не увенчалась успехом, потому как из-за взорвавшегося неподалеку три года назад склада боеприпасов земля теперь так нашпигована остатками снарядов, что металлоискатели пищат буквально повсюду. Домба и в этом усматривает особый смысл: «Когда-нибудь монастырские святыни обязательно найдутся. Просто время еще не пришло…»
Некоторое представление о Чите сложилось у нас задолго до того, как мы оказались в этом городе. Еще в самом начале пути по Транссибу в купе поезда № 2 «Москва—Владивосток» нашим попутчиком оказался житель Читы Игорь Макушев, человек тихий и немногословный. Мы не сразу узнали о том, что он – не простой попутчик, а майор транспортной милиции. И это было как нельзя кстати, поскольку представить повседневную жизнь железнодорожной магистрали без работы стражей порядка представить себе было трудно. Поэтому с Игорем мы договорились встретиться позже, уже в Чите.