В борьбе с бюрократией победитель всегда известен заранее. Устав от нее, в 1909—1910 годах Александр Васильевич вернулся к полярным исследованиям, а в 1912-м принял приглашение командующего Балтийским флотом адмирала Николая фон Эссена служить под его началом. Из столицы пришлось переехать, а между тем еще в 1910-м в его семье появился первенец — сын Ростислав. Отношения супругов стали непростыми: чрезмерная, как казалось Софье Федоровне, увлеченность мужа делом, готовность ради него в любой момент ехать на край света вызывали у нее немалое внутреннее сопротивление.
Начало мировой войны не стало для Колчака сюрпризом: к ней готовились, ради будущей победы он сам работал много лет. Правда, Балтийский флот по-прежнему рассматривался Ставкой как сугубо вспомогательная сила, призванная прикрывать Петербург и побережье. Сухопутное командование не верило во флот. И все же 1914—1916 годы не были похожи на тяжкое порт-артурское «сидение»: многое удавалось, да и сам Александр Васильевич стал другим. Возглавив дивизию миноносцев, самого активного и подвижного тогда типа кораблей, контр-адмирал Колчак явно оказался на своем месте. За одну из операций он получил высшую боевую награду империи — Георгиевский крест.
В 1915 году в его жизни произошло еще одно важное событие, значение которого он, правда, понял не сразу. В январе он познакомился с 22-летней Анной Васильевной Тимиревой. Она была внучкой Ивана Вышнеградского, известного математика, дельца и министра финансов при Александре III , дочерью талантливого музыканта Василия Сафонова и… женой хорошего знакомого Колчака — капитана 2-го ранга Сергея Тимирева. «Не заметить Александра Васильевича было нельзя, — вспоминала она много позже, — где бы он ни был, он всегда был центром». В маленьком офицерском мире Гельсингфорса (ныне Хельсинки) встречи происходили постоянно. Дружили семьями. «Где бы мы ни встречались, всегда выходило так, что мы были рядом, не могли наговориться, и всегда он говорил: «Не надо, знаете ли, расходиться — кто знает, будет ли еще когда-нибудь так хорошо, как сегодня». Все уже устали, а нам — и ему, и мне — все было мало, нас несло, как на гребне волны». «Я думаю, что если бы меня разбудить ночью и спросить, чего я хочу, я сразу бы ответила: видеть его», — добавляла она. Отношения сложились сугубо платонические, но напряжение в обеих семьях росло. «Вот увидите, — говорила Софья Федоровна, — Александр Васильевич разойдется со мной и женится на Анне Васильевне».
Черноморское кипение
Судьба выбрала более замысловатый сценарий. В июне 1916 года Колчак неожиданно для себя был назначен командующим Черноморским флотом. В ожидании выступления Румынии на стороне Антанты привычная пассивность флота стала тревожить Ставку. Появление Колчака вызвало на всем Черном море, по свидетельству его сослуживца, «громадное оживление». «Энергичный адмирал, которого сразу прозвали «железным» за его неутомимость, заставил всех кипеть как в котле».
При прежнем командующем Андрее Эбергарде мощный флот в основном отсиживался в портах. Опасались мин и подводных лодок. Колчак решительно отверг оборонительную стратегию: минные заграждения стали выставляться не у собственных баз, а у берегов противников — Турции и Болгарии . Спустя несколько месяцев акватория перешла под контроль России. Но главной заботой адмирала стала не эта, в общем-то, повседневная деятельность, а подготовка масштабной операции, целью которой был захват Босфора и Дарданелл. Контроль над выходом из Черного моря в Средиземное оставался голубой мечтой российских стратегов. Специально для десанта на берега проливов начала спешно формироваться дивизия морской пехоты — первая в стране.
Командующий Черноморским флотом в ранге вице-адмирала А.В. Колчак. 1916 год. Фото: MARY EVANS/VOSTOCK PHOTO
Бурная и успешная деятельность Колчака снискала ему всероссийскую известность. На фоне жестокой общественной критики командования и «верхов» репортажи столичной прессы о южном флоте отличались восторженной горячностью. Видимо, сказывались и обаяние адмирала, и его аристократическая «английская» внешность (по тогдашней британской моде Александр Васильевич был всегда гладко выбрит, в отличие от большинства соотечественников, предпочитавших носить усы и бороду).
Отношения с Анной Тимиревой переживали в это время стадию «романа в письмах». Она называла его «милой химерой», имея в виду то ли резкие черты лица, то ли несбыточность надежд на совместное счастье. Письма оба писали ночами. «Мы с Вами не условливались смотреть в одно и то же время на звезды и думать друг о друге, — читал он, — это выходит само собой и так еще гораздо лучше».