Было введено государственное регулирование в торговой сфере. Промышленность делилась на отрасли, функционирование которых строго регламентировалось государством. Владельцы заводов каждой отрасли могли совместно разработать кодекс, определявший принципы существования их предприятий (количество производимой продукции, уровень цен и зарплаты, условия труда). Утверждение кодексов и контроль за их соблюдением государство сохраняло за собой. Профсоюзам давались правительственные гарантии для отстаивания прав рабочих. Пенсионная система, впервые установленная в общефедеральном масштабе и по единым нормам, охватила большинство наемных работников.
Государство перестало быть «ночным сторожем» — большинство проблем требовало прямого вмешательства. Социальные программы стали финансироваться непосредственно через федеральный бюджет. Примерно каждый третий трудоспособный житель страны получал от государства пособие по безработице. Но пособиями дело не ограничилось — были построены правительственные трудовые лагеря и организованы общественные работы. В них постоянно принимали участие до 5% населения (больше, чем численность мобилизованных в США в период Первой мировой войны). Безработная молодежь получала жилье, питание, униформу и один доллар в день на карманные расходы, отправляясь на «великие стройки» капитализма. «Трудовые армии» перебрасывались в масштабах всей страны. Они построили множество дорог, мостов и аэродромов, провели мелиорацию и лесопосадки.
Помимо этого при Рузвельте были усовершенствованы политические технологии. Формировался непривычный образ власти — отеческой, участливой, говорящей с народом на его языке. Технические средства облегчали задачу: например, даже в условиях кризиса четверть американцев постоянно слушали радио. Знаменитые рузвельтовские «беседы у камина» — радиообращения к нации — оказались страшно популярны: голос Рузвельта звучал так, что простые американцы чувствовали президента членом своей семьи, получали заряд бодрости для выполнения своих задач.
Конечно, правительственные меры не могли нравиться всем. Элита крупного бизнеса сколотила Лигу американской свободы, объявила Рузвельту судебную войну и добилась отмены общенационального «кодекса честной конкуренции». Монополисты из последних сил защищали свои интересы, и выход из кризиса затянулся. А когда экономика США наконец очнулась, уже сам Рузвельт захотел сократить государственные расходы и вернуться к докризисной политике — и получил новый кризис 1937—1938 годов, с которым удалось справиться только благодаря Второй мировой войне, давшей США военные заказы и новые рабочие места.
Закат демократии
Если Америка — флагман мировой экономики — испытала нокаут, то для остального мира, зависимого от американского капитала, это был нокдаун. Конечно, подобно американцам, все пытались вначале решить проблему, накачивая экономику деньгами, но средств для этого было еще меньше. Экспорт стран Латинской Америки упал в три раза, и латиноамериканские правительства стали национализировать банки и нефтяную отрасль. А страны Центральной и Восточной Европы, к началу кризиса еле оправившиеся от последствий войны, стали спасать промышленность при помощи протекционистских мер, повышая таможенные тарифы. Но это наносило урон международной торговле и увеличивало взаимную неприязнь. В 1931 году в Европе разразился второй кризис — финансовый. Европейские государства, задолжавшие Америке со времен Первой мировой войны, прекратили выплаты по долгам. Американская девальвация в рамках «Нового курса» нанесла очередной колоссальный удар. Национальные валюты практически всех стран мира рухнули. Мировая финансовая система прекратила свое существование. Мир разделился на сторонников американского доллара и британского фунта — они были чуть крепче других, а значит, альтернативы не было.
Наиболее динамичной в последние предкризисные годы была экономика Германии — и с началом кризиса она пострадала более всех. К тому же совсем рядом был СССР, и его экономика продолжала стремительно расти. Компартия Германии удвоилась, причем бал правили твердые сталинисты. И популярность ее тоже выросла: если в 1928 году за КПГ голосовало только 11% избирателей, то через четыре года уже 17% — почти столько же, сколько и за традиционно сильных социал-демократов. Но их главные оппоненты буквально взлетели на волне кризиса. Численность НСДАП (Националсоциалистской немецкой рабочей партии) выросла в восемь раз. На выборах в марте 1933 года нацисты собрали 44% голосов, а с другими консерваторами — 52%. Их программа не так уж радикально отличалась от программ левых партий, просто они смогли соединить социальные лозунги со стремлением к национальному реваншу — и это убедило немецкого избирателя, проголосовавшего за порядок, справедливость и собственность. Ударной силой нацистов были ветераны войны, лавочники, студенты — наиболее активные общественные силы, с лихвой испытавшие на себе последствия кризиса. Именно они шли в штурмовики, чтобы построить новую Германию — не буржуазную и не марксистскую: по их представлениям, ни то ни другое не могло обещать утверждения истинных ценностей и возможности самореализации для каждого немца.