Но в самой мечети ни книг, ни рукописей не оказалось. Муфтий, отнесшийся к моему интересу вполне сочувственно, посоветовал зайти в книгохранилище.
Книгохранилище располагалось поблизости — в небольшом доме за мечетью. Согбенный годами библиотекарь, с седой щетиной на щеках, встретил меня не слишком дружелюбно.
— Мы не продаем рукописи, уважаемый господин, — категорически заявил он.
— Я и не собирался ничего покупать, — сказал я ему, — только посмотреть, познакомиться.
Библиотекарь стал поприветливее и вынул из шкафов толстые фолианты летописей Хадрамаута, которые хранились здесь в единственном экземпляре. Часов пять просидел я в библиотеке, разбирая замысловатые почерки летописцев. Многое осталось мне непонятным, поскольку рукописи оказались разрозненными. Самые ценные из них, сказал библиотекарь, скупили и вывезли англичане.
На некоторые из моих вопросов он попробует ответить сам.
— Может быть, вечером? Вы свободны? — спросил он.
Мы договорились с библиотекарем о встрече, и я вынырнул из прохладной полутьмы книгохранилища в раскаленную, слепящую глаза белизну площади.
Времена и нравы
Рыбаки, темнокожие, похожие больше на сомалийцев, чем на арабов, выволакивали на берег из лодок-самбуков крупных, метровых тунцов и королевскую макрель. Тут же разделывали их под сваями рыбного рынка и тащили наверх, туда, где кипел рыбный аукцион. А неподалеку от берега, там, где навечно сел на камни какой-то пароходик саудовской компании, кружились в причудливом хороводе деревянные самбуки. На суденышках такой же конструкции, только больше размером, арабы Южной Аравии много веков назад избороздили чуть ли не весь Индийский океан, раскидав по его берегам поселения.
Я встречал их и в Африке — в Судане, в глубине сомалийской саванны, и даже в Сингапуре.
Было это незадолго до приезда в Хадрамаут. Бродя по сингапурским улицам, увешанным бумажными фонариками, по переулкам, пропахшим китайским супом, соевым соусом и чесноком, я наткнулся на лавки, где торговцами были не похожие ни на кого из окружающих невысокие горбоносые люди. До меня донеслась арабская речь, и я сам обратился к торговцам по-арабски, чем привел их в несказанное удивление. То были хадрамаутцы...
Когда-то в Хадрамауте был распространен такой обычай: молодые люди, главным образом горожане, женились, обзаводились детьми, а затем уезжали на 15—20 лет искать счастья на чужбине. Там многие снова женились и навсегда оставались в далеких краях, но большинство, скопив какие-то деньги, возвращались на старости лет домой.
Тот, кто наживал на чужбине состояние, вернувшись, строил пышный дом, окружал себя слугами и прихлебателями, чтобы прожить остаток жизни безбедно и спокойно. Впрочем, мечты о покое не всегда сбывались: иной раз в пыльных переулках между высокими роскошными дворцами со звоном скрещивались сабли и грохотали ружейные выстрелы — то сводили счеты двое соседей, не видевшие друг друга лет двадцать-тридцать. Возможно даже, что до этой трагической встречи они вообще никогда не виделись, но законы клановой вражды требовали от них мстить даже незнакомым людям за какую-то обиду, истинную или мнимую, нанесенную бог весть когда и бог весть кем. Законы эти не менялись веками в не менявшемся веками хадрамаутском обществе.
Такими же незыблемыми были строгие перегородки, делившие до революции хадрамаутцев на сословные группы, похожие на настоящие касты.
Наверху общественной лестницы стояли сейиды. Все сейиды вели свой род от некоего Ахмеда эль-Муджахира, потомка пророка, переселившегося в Хадрамаут из Басры около 800 года нашей эры. Сейиды держали в своих руках дела религии, духовные суды и школы. Светские правители обычно не вмешивались в их дела. Сейиды никогда не носили оружия, оно им было ни к чему — поднять на них руку считалось смертным грехом.
Светские правители — шейхи и султаны были вождями бедуинских племен. У бедуинов лишь скотоводство, караванная торговля и грабительский набег считались достойными занятиями. Племена бедуинов враждовали между собой, нападали на караваны. Каждый султан и шейх имел и свое личное войско — частью набранное из рабов, частью из наемников. Эти наемники — яфаи тоже составляли отдельную касту. Когда-то их предков пригласили на военную службу правители Хадрамаута, и ремесло воина стало наследственным.