Он даже не поздоровался со мной, а только посмотрел мне прямо в глаза и откровенно сказал:
— Ты стой тихо и смотри. Если заметишь что-нибудь, скажи наперед мне, договорились?
— Да, сэр, — ответил я не пряча глаз.
Было ему, на мой взгляд, лет сорок пять, и показалось мне, что какое-то уныние на лице и едва заметное напряжение в уголках век, когда он сосредоточивал взгляд на чем-нибудь определенном, свидетельствовали о том, что его зрение, острое когда-то, сейчас начало ухудшаться, и он, зная это, чувствовал себя неуверенно и уязвимо.
Он тем временем сфокусировал бинокль и стал методически осматривать море впереди себя. Я тоже огляделся. Окинул быстрым взглядом все видимое море и, ничего не заметив, посмотрел вниз, на палубу. Меня удивило, как здорово выделяются человеческие лица на окружающем фоне, когда смотришь на них с высоты. Все они внизу при свете солнца выглядели необычно белыми, и все эти лица, от Ларсена до лебедчика — даже физиономия штурвального, — словно загипнотизированные, были обращены к «вороньему гнезду». И еще одна вещь поразила меня — я отчетливо видел все, что происходит в глубине прозрачной голубой морской воды. Например, акула, которая все еще сторожила добычу на своем посту; на поверхности различим был только ее спинной плавник, а я лицезрел всю ее целиком, каждое едва заметное шевеление ее хвоста — единственное доказательство того, что она двигалась безостановочно рядом с «Куртом Хансеном», сохраняя при этом видимую неподвижность.
Свенд Йохансен тем временем медленно, участок за участком, просматривал морскую поверхность сначала невооруженным глазом, а потом через первоклассный немецкий бинокль, приобретенный специально для этой цели хозяевами «Курта Хансена». Как это ни может показаться странным, мой опыт выслеживания зверя во время сухопутной охоты (который, как я надеялся, поможет мне и сейчас) подсказал мне — нужно повернуться лицом к корме судна и поглядеть, что делается сзади нас, в кильватере. Таков непреложный закон для двоих в буше: один — весь зрение и слух — идет впереди, а другой все время проверяет тропу с тыла на случай, если, как это часто бывало, зверь из преследуемого обратится в преследующего.
Необъятность пространства, восхитительная голубизна моря и большие прозрачные волны, безостановочно, одна за другой, устремлявшиеся к далекому берегу, — все это сильно действовало на мое воображение. День был таким ясным, что далеко на северо-западе позади нас, в сверкающей ряби горизонта, я различал плотные коричневатые дымки рейсовых пароходов, подымавшиеся вертикально в безветренном воздухе подобно верхушкам стоящих рядом деревьев.
Прошло всего пять минут с начала моего созерцания морского пространства на мачте, как вдруг одним лишь уголком глаза я уловил какое-то постороннее сверкание или мерцание на воде.
Таким неуловимым было это движение воды, что будь на моем месте горожанин, он не придал бы ему никакого значения. Но отроческие годы, проведенные в буше с опытными следопытами, прошли недаром: я уже хорошо знал, что самые . значительные явления и ожидаемые события предвещают о своем приближении подчас самыми незначительными — неуловимыми и обманчивыми для зрения и слуха — признаками.
Я инстинктивно обернулся вполголовы и там, далеко на северо-западе, за Порт-Наталем, примерно на расстоянии трех пальцев от горизонта ближе к нам, заметил небольшое облачко взвихрившейся воды, в роде шелковой кисеи, которое тут же исчезло. Я не отрывал взгляда от того места, все еще не веря своим глазам, как вдруг там же поднялась вторая полупрозрачная струйка воды, похожая не на пальму — как обычно говорят, — а скорее на изящный серебристый тополь, который мне довелось увидеть лишь гораздо позже, во время войны, на кромке оазиса в Аравийской пустыне.
Я знал с уверенностью, как если бы охотился на китов всю жизнь, что это Кит, и кит крупный, раз он выпускает такой большой фонтан, который виден простым глазом на далеком расстоянии. Сердце мое заколотилось, как у олимпийского бегуна, и единственное, на что я в этот первый момент оказался способен, — это задержать в себе крик радости. Круто обернувшись, я дернул Свенда Иохансена за плечо и показал пальцем:
— Глядите, кит! Сзади нас!