Он повернулся, будто ужаленный, несколько минут пристально смотрел туда, куда я показывал, а потом произнес скептически:
— Нет там никакого кита.
Только он это сказал, как фонтан появился снова, правда, не такой высокий, как в первый раз, но достаточно заметный.
— Ей-богу! — воскликнул я. — Опять фонтан! Неужели вы не видите?
Он посмотрел на воду еще внимательнее, покачал головой и мрачно ответил:
— Хочу, чтоб это было так, но ты ошибаешься!
Это было уж слишком! Один за другим последовали еще два убывающих фонтана, а он их не видел... Рука моя бессильно упала с его плеча, а другую я продолжал держать указующей. На английском языке, поскольку я еще не знал норвежского, точно таким манером, как это описывается в приключенческих книгах, я заорал что было силы вниз:
— Есть! Фонтаны на горизонте!
Бедняга Свенд одарил меня таким взглядом, словно я воткнул ему нож в спину. В следующее мгновение, понимая, что ему нельзя оставаться нейтральным, он вытянул свою руку параллельно моей и глубоко, мужественным голосом повторил за мной по-норвежски:
— Blast! Blast! Blast! (Фонтан!)
Потом чуть не шепотом добавил зловеще — уже только мне:
— Ну... упаси бог ошибиться! — И требовательно, потому что я собирался опустить руку, приказал; — Показывай! Показывай, малыш! Не спускай глаз с этого места!
Примечательно, как в одно мгновенье не только наше судно, но и день, и море — все вышло из состояния транса. Еще до первого крика Йохансена: «Blast», я услышал сигнал с мостика в машинное отделение — громкий звонок, когда Ларсен повелительно рванул какую-то рукоятку. Не в пример Йохансену он мгновенно оценил мой крик с мачты.
Даже здесь, в «вороньем гнезде», мы почувствовали усилившуюся вибрацию судна, когда судовые машины заработали на полную мощность. «Курт Хансен» понесся вперед с такой скоростью, что мы раскачивались из стороны в сторону на верхушке мачты, как на конце перевернутого маятника, всякий раз, когда волна перекатывалась через палубу судна; а когда штурвальный резко изменил направление, повернув судно на сто восемьдесят градусов, мы в своем «гнезде» описали такую крутую кривую вместе с кренящимся судном, что я, боясь вывалиться из бочки, опустил свой указующий перст, чтобы ухватиться за ее край.
— Показывай, малыш! Богом прошу тебя, не упускай его из виду! — свирепым от отчаяния голосом зарычал Йохансен. И понял я, что он до сих пор не имеет представления, где находится кит.
Показывать мне было нетрудно, ибо родился я в обширном, пустынном и однотонном нагорном велде, и у меня чуть ли не с детства выработалось чувство четкой и быстрой, почти автоматической реакции на малейшее изменение в окружающей среде! Как раз за тем местом, где кит выбросил фонтан, виднелся на берегу маленький, еле заметный бугорок желтого песка — дюна, чуть возвышающаяся над остальными и прерывающая собой однообразную рябь горизонта. Я неотступно направлял свой палец на этот бугорок и успевал бросать украдкой взгляды вниз, на палубу. Очень скоро мне стала ясна причина отчаяния моего напарника. Для этого достаточно было последить за Тором Ларсеном, за тем, как он порывисто поворачивал голову: от компаса к носу судна, затем к нам, на мачту, и снова к компасу. Наступил момент, когда он проделал этот цикл в последний раз и круто изменил курс судна. «Курт Хансен», оставляя за собой шлейф белой пены, точно встал носом на цель и резво поскакал к ней по волнам.
Убедившись, что судно идет в правильном направлении, Ларсен взглянул наверх и пробасил Йохансену, чтобы тот сошел к нему вниз. Полагаю, напарнику моему не доставила особой радости перспектива пристрастного допроса у капитана, ибо он, понимая, что никуда не денешься — идти обязан, проворчал устало:
— Подумаешь, приспичило. Ты продолжай показывать, малыш!
И я заметил какую-то подавленность, если не страх, в глубине его голубых глаз.
Он перелез медленно через край бочки и стал нехотя спускаться по вантам. Наклонившись вперед, с вытянутой и занемевшей от напряжения рукой, я снова стал вглядываться в голубую воду. И тотчас чуть не вскрикнул опять от восторга: почти там же, где и в первый раз, я увидел второй фонтан, за которым последовали еще четыре — каждый слабее предыдущего; а близко от них, правее, еще четыре дополнительных фонтана — тоже в убывающем порядке. Судя по тому, что мне рассказывал накануне о китах Лейф, это не могли быть фонтаны одного и того же кита, потому что после того, как это огромное морское животное заканчивает свой цикл фонтанов, оно обязательно ныряет в глубину; другими словами, оно исчезает почему-то с поверхности океана на срок от пятнадцати до тридцати минут, что зависит от размера и разновидности кита. Из всего мною виденного я сделал вывод, что впереди нас в море, по крайней мере, три кита.