С тех пор каждого приехавшего из Дархана человека я расспрашиваю: ну как там, в Дархане? И все, что я слышу, убеждает меня: я еще увижу Дархан в кипенном цветении яблонь. Ведь для человеческого ума, воли и знания, для добрых человеческих рук нет ничего невозможного.
Похищение в Шаамар
В госхозе «Батсумбэр» мне преподнесли букет моркови. Букет благоухал свежестью и прохладой. Морковки яркого, солнечного цвета заманчиво выглядывали из зелени. Овощеводы — бабушка Долгор, Герой Труда, и юные ее помощницы Цочолма и Батар — выбрали для нас самые сладкие, самые сочные морковки.
Я понимала цену этого подарка. В стране, где еще полвека назад не знали ни овощей, ни фруктов, плантации моркови, лука и капусты — настоящий праздник. Веками ламы запрещали монголам обрабатывать землю, внушали, что нарушить ее покой — смертный грех. Даже сапоги предписывалось носить с загнутыми носами, дабы случайно не оцарапать почву. Войны, пожарища, горы трупов, по мнению владык, покой земли не нарушали...
Веселая эта морковь казалась мне драгоценнее всех экзотических фруктов.
Букет бережно уложили в сумку, и каждый день после обеда мы получали на десерт по морковке.
В машине как раз стоял дружный хруст, когда из-за поворота вдруг вынырнула зеленая «Волга» и преградила нам путь. Из нее выскочил человек и бросился к Дашдондогу.
Они оживленно заговорили, Дашдондог объяснял что-то, указывая на часы, но тот лишь мотал головой и сыпал стремительными словами. Дашдондог повернулся ко мне.
— Понимаешь, нас похищают. Увозят в молодежную республику Шаамар.
«Молодежная республика Шаамар», огромный госхоз, принял нас с распростертыми объятиями.
В воздухе стоял густой, опьяняющий запах сена — казалось, какой-то добрый волшебник приготовил настой из всех трав Монголии.
...Мы сидели в длинной комнате госхозной гостиницы. Вокруг — на стульях, скамьях, подоконнике — уселись работники госхоза: трактористы, комбайнеры, шоферы, скотоводы... В госхозе сто процентов молодежи. Директор был в отъезде, и рассказывал парторг, товарищ Гунгадаш, полный, подвижный, с веселыми зоркими глазами.
— «Наши нивы глазом не обшаришь», — произнес он по-русски строку из «Песни о Родине», и все дружно заулыбались. — Нет, серьезно, пространства у нашего госхоза необозримые — сорок тысяч гектаров пахотных земель. Занимаемся мы заготовкой кормов — даем значительную часть всего государственного фонда.
Место, где стоит наша центральная усадьба, историческое: здесь в 1921 году состоялось так называемое «сенное сражение»: бандиты отобрали у аратов заготовленное ими на зиму сено, а воины Сухэ-Батора вступились за бедняков. Небольшая эта стычка стала началом великого сражения...
Сейчас, видите, здесь целый городок с учебным комбинатом, школой, гостиницей, клубом, медпунктом... Недавно построили восьмидесятиквартирный дом. А что вы думаете? Две трети ребят, пришедших на работу в Шаамар, — холостяки. Только за последний год здесь сыграли много веселых свадеб. Каждая свадьба, каждое новоселье не просто личное дело двоих. Это начало новой жизни, нового семейного уклада — так мы на это смотрим. Ну а где семья, там, понятно, возникают новые заботы: ясли, детсад, бытовые учреждения...
Парни и девушки расспрашивали о Москве, Ленинграде, Киеве, где многим из них довелось побывать, добрым словом поминали советских специалистов, которые помогли госхозу выстроить мастерские. Почти у каждого из них был друг в Советском Союзе.
Когда мы уже сели в машину, ребята запели. Молодые, сильные голоса долго неслись сквозь ночь и степь. Они летели рядом, словно стремясь обогнать нас и друг друга. То была песня о лихом наезднике, которого верный конь несет прямо к солнцу. И я подумала, что в сердце каждого из этих трактористов, комбайнеров, агрономов живет всадник. А еще — поэт и певец.
В теплом ночном воздухе песня звучала как-то особенно широко и просторно. Чистый запах сена и напев этот долго еще ощущались рядом, когда наш «газик» мчался далеко по дороге в город Сухэ-Батор...
* * *
Мы стояли у Золотого родника. В высоком небе кучились белые облака. Пахло мятой и нагретой землей. У наших ног журчала живая, пронизанная солнцем вода.
Вдали отсвечивали купола старинных кяхтинских соборов. Пограничный город Кяхта, полтора века связывавший Запад с Востоком, был уже совсем близко. Пройдена монгольская часть пути.
...Рассказывают, что путешественники прошлых веков соблюдали своеобразный ритуал: завершив половину маршрута, они низко кланялись, благодаря судьбу за путь пройденный и призывая благословение на грядущий.