Джимми торопливо достал из кармана связку ключей. Он больше всего боялся, что не успеет открыть все замки. Каждую секунду мог снова появиться Уолкер... Наконец щелкнул последний замок, дверь открылась.
Он бросился в квартиру, захлопнул за собой дверь и торопливо закрылся на все запоры...
Уолкер сунул пистолет в карман пальто, прислонился к двери. Он чувствовал себя обманутым и опустошенным. Все снова пошло вкривь и вкось. Проклятье! Этот черный пес — его злой рок.
Поняв, что снова проиграл, Уолкер стал медленно спускаться по лестнице.
Вышел на улицу. Голова горела — он снял шляпу и бесцельно побрел по Амстердам-авеню. Мелкие снежинки кололи лицо, покрыли всю голову. Отряхнув снег, он снова надел шляпу. Повернул обратно. Отыскал на стоянке свою машину.
Сел за руль. .
Испытывая полнейшую депрессию, он с трудом поборол в себе желание на предельной скорости пойти против движения и покончить все разом.
Тут он вспомнил, что есть еще дом, где примут его с радостью, без лишних расспросов, и направил свою машину на автостраду.
Он гнал со скоростью 90 миль в час, хотя предельной здесь была 50. Час ранний, машин мало, ничего страшного.
Свернув в Бронксвиль, он поехал по кварталу небольших уютных коттеджей и вилл. Остановился перед домом из стекла и дерева.
Дверь открыла светловолосая голубоглазая женщина, на которой поверх шерстяного платья был надет пестрый передник. На вид ей было не больше тридцати. Увидев Уолкера, она воскликнула:
— Мэтт, ты заболел?
— Нет, Дженни. Просто устал как собака... Мне бы поспать...
— Проходи в гостиную и устраивайся... Прими душ, а я приготовлю тебе поесть.
— Не хочу я есть, — ответил он грубо и направился прямиком к бару. Налил себе большую рюмку джина. — А где Питер и Дженни?
— В школе, где же им быть?
— Ах да, я и не подумал...
— И все-таки я приготовлю поесть. — Она с трудом удержалась, чтобы не сделать ему замечания: он выпил подряд еще две рюмки.
— Сказал, не хочу, значит, не хочу... — проговорил он упрямо, как мальчишка. — У меня голова болит... Кстати, где Брок?
— Еще не вернулся со службы, — ответила она. — Какое-то специальное задание.
С видом подростка, доверяющего тайну старшей сестре, он сказал:
— Знаешь, он думает, будто я убил двух этих ниггеров.
Лицо ее выразило негодование.
— Не смей так говорить! Он ни днем ни ночью покоя не знает, бегает по всему городу... Хочет доказать твою непричастность к этому делу.
— И все-таки он так думает.
— Помолчи! — резко оборвала она Уолкера. — Лучше иди спать. Ты сам не знаешь, что говоришь. — И пошла на кухню.
Взяв бутылку джина, он поставил ее на ночной столик и снял наконец пальто. Достал из кармана пистолет и отнес его в спальню. Завернув в платок, засунул в дальний угол шкафа, где лежали старые, вышедшие из моды шляпы и разная мелочь.
Когда появилась Дженни с завтраком, он уже спал. Спал неспокойно, ворочаясь с боку на бок и скрипя зубами. Дженни достала полотенце, смочила его в ванной и утерла пот с его лба. «Бедняга Мэтт! — подумала она.— Как они тебя замучили...»
«Где мне достать «пушку»?» — эта мысль целиком овладела Джимми после того, как он, закрыв дверь на все засовы, устало прислонился к стене. Он четыре часа просидел в комнате, не снимая шляпы и пальто.
Выйдя около десяти часов из дому, он отправился в бар на 11-й авеню, о котором поговаривали, будто там можно не только хорошо выпить, но и купить все, что угодно: от перочинного ножа до автомата новейшей системы. Толстый негр-бармен, с глазами навыкате и навсегда застывшим удивлением на лице, вытер стойку перед Джимми.
— Мне нужен пистолет, — тихо проговорил Джимми.
Бармен вздрогнул, глаза его выкатились еще больше.
— Не видите, что ли, у нас здесь торгуют другим товаром! — воскликнул он напыщенно. — Мы продаем виски, джин, бренди, ром, вина, аперитивы, светлое и темное пиво... Спиртного можно купить сколько угодно, а больше ничего. Что будете пить?
— Кока-колу.
Бармен поморщился, как монашенка, услышавшая неприличное слово.
Поставив перед ним бутылку, он отошел к другому концу стойки. Джимми огляделся, желая отыскать в баре человека, хотя бы чем-нибудь похожего на подпольного торговца оружием. У противоположного конца дубовой стойки сидело несколько пьяниц, устало дремавших над давно пустыми рюмками. За столиком у окна двое моложавых мужчин читали две половинки одной газеты. В одной из ниш спала утомившаяся девица, а в другой сидел неопрятного вида господин, медленно потягивавший коньяк.