Тело мамбо было как бы заряжено ритмом: трепетал каждый мускул. Многовековая традиция ритуальных танцев джунглей билась в ней. Внезапно с быстротой молнии мамбо преобразилась. Создалось впечатление, что она с облегчением сбросила с себя бремя привычек, забот и нужды. Она превратилась в наместницу бога. Белый хлопчатобумажный тюрбан стал короной, ассон — скипетром, глаза — драгоценными камнями, ритмика ее движений — образом и сущностью лоа.
— Этим людям присуще особое чувство ритма, — говорил Резер. — Прислушайтесь к барабанам! Самый маленький получил свое название от издаваемого им стаккато: ката, ката, ката. Секонд вносит свой ритм: ум-пим, пим, ум-пим, пим, бид-длилип, ум-пим, пим. А маман говорит: бум, бум, пим, пим, бум, бум, бим, бим, бим, и затем — раскатисто: б-р-р-р-р-р, бэнг! бум, бэнг!.. На христиан святой дух, — продолжал он, — нисходит в песнях и музыке. Здесь же духов призывают барабанами, заклинаниями и, главное, танцем мамбо. Мамбо совершает ритуал по раз и навсегда заведенному образцу. Смотрите, каждое ее движение имеет особый смысл. Ох-о, ох-о, а это уже к обряду не относится. Или я ошибаюсь?
Мамбо стояла перед ним. Ее глаза были устремлены на него, а тело грациозно изгибалось. Она сделала несколько быстрых движений ассоном, как бы благословляя его, и Резер поднялся со своего места. Его приглашали принять участие в самой сложной фазе ритуала: очевидно, ранее он уже много раз исполнял эту роль.
Мамбо передала Резеру ассон с прикрепленным к нему колокольчиком, а затем вручила ему глиняный кувшин с водой. Он церемонно принял их, и оба с подчеркнутой любезностью поклонились друг другу. Далее они поклонились на четыре стороны света и окропили землю перед оганом, ката, секондом и маманом. Потрясая ассоном, Резер направился к центральному шесту и трижды оросил водой из кувшина его основание.
Я огляделся по сторонам. Водуистов охватила дрожь, как будто бы они физически ощущали энергию, струившуюся от Резера, мамбо и от раскачивающихся унси. Быстрые руки барабанщиков напоминали безупречно отлаженный механизм, а сложные ритмы, казалось, рождались где-то в глубине их погруженных в транс тел. Каждая косточка, каждый мускул был в движении. Огантьер высоко поднял свой стальной инструмент и, выгнувшись назад, с закрытыми глазами вызванивал на нем какую-то остросинкопирсванную мелодию.
Возбуждение нарастало. Неумолчные раскаты барабанов слились в ровный гул, похожий на завывание ураганного ветра, который в любой момент мог ворваться в перистиль и повергнуть верующих в захватывающий религиозный экстаз. Это был обряд, посвященный лоа, это было молебствие на креольском и на «лангаже», древнем африканском диалекте, который божества воду считают своим родным языком.
Резер танцевал непринужденно, но ни на минуту не забывал о собственном достоинстве. Его любовь к воду становилась в такие моменты предельно явной, столь же явной, как и при пересказе им народных преданий и при исполнении гаитянских песен, и при его встречах с крестьянами на тропинке в джунглях или на улице города.
Меня очень удивило, что в прошедшей части ритуала не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало эротическую или пьяную оргию. Я ожидал, что и жрица, и участники обряда будут потреблять ром или клэрен без всякой меры. Почти все книги о воду, что я читал ранее, уверяли, будто ром и эта религия неотделимы друг от друга. Но то, что я наблюдал в течение первых тридцати минут, было совсем иное, это было таинство, столь же древнее, как и род людской, — религиозный танец. И когда Резер снова уселся позади нас на скамью, он объяснил:
— Аристотель был прав, когда утверждал, что танец — это одухотворенный подражательный акт, — говорил Резер. — То, что присуще воду — движения людей приводят в движение богов, — отнюдь не ново, не необычно и не исключительно. Это свойственно любой религии. Среди ранних христиан были свои заклинатели, которые только и занимались тем, что обнаруживали и изгоняли дьявола, совершая необходимые телодвижения и произнося необходимые фразы. Это я говорю к тому, что воду в каждой точке соприкасается с прочими религиями и объединяет все побудительные мотивы примитивных и современных верований.
Теперь наше с Лореной внимание было поглощено пышной подготовкой к новой фазе обряда, которая началась с того, что в перистиль вошла процессия унси. Держа в руках разноцветные шелковые флажки, унси двинулись в обход центрального шеста. Среди них был мужчина, одетый в опрятный белый костюм, с белым платком, повязанным вокруг головы. В правой руке он нес обнаженный меч острием вверх. Резер определил, что это был помощник мамбо, именуемый «лаплас». Под триумфальную дробь барабанов флажки и меч отсалютовали священному шесту Дамбаллы, и видение змеи снова возникло перед моим мысленным взором.