…Когда Ати добрался до журчащей, как прежде, речки, было уже совсем темно… Поднялся ветер. Он скатывался с зеленых гор и теплыми волнами падал в долину, словно нес в себе всю тяжесть кровавого дня, словно горы и холмы хотели очиститься от людских страданий и смерти. Ати брел по тропинке, обходил упавшие сверху глыбы, долго, с трудом перебирался через завалы черепицы, продираясь сквозь кусты, еще тлеющие бревна. Никто не видел, как шевелились пересохшие губы старика, насылая проклятия на город, на Белую Мать, которая не смогла защитить его своим крылом. Ибо (в самом деле, зачем же лукавить сейчас, когда нет никого рядом?) богиня – лишь кусок белого мертвого камня. Со злорадством, неожиданным для себя, Ати думал о том, что богиня уродлива, нелепа – но это ли главное: ей никогда не выбраться самой из-под земли, потому что он не поможет ей в этом. У воды Ати разыскал целехонький кувшин. Владелец его лежал неподалеку, вытянув руку к воде.
Его настигла стрела. Кувшинчик пригодился жрецу. Напившись, он набрал воды, чтобы взять с собой. Он боялся спать здесь, хотя и мысль о долгом подъеме на холм пугала.
Старик возвращался медленно. Кувшинчик с водой казался тяжелым, но бросить его было нельзя. Наверху воды нет. Какая-то собачонка увязалась за стариком. Ати кинул в нее камнем, но камень не долетел.
Жрец остановился перевести дух у ворот святилища. Ворота, сорванные с петель, валялись, загораживая дорогу. Ати заметил, что кто-то утащил статую, охранявшую вход. Статуя была греческой, изысканной и совершенной. Там, у себя дома, она изображала, наверное, какое-то иное божество. Но неважно, кем первоначально она была, – паломники, подходя к городу, молились ей как своей колхидской богине. Старик провел пальцами по камню постамента. Пальцы нащупали неровность глубоко выцарапанных букв: «Спаси меня, владычица…» На темной, пропитанной вином площадке перед разрушенным храмом валялся забытый кем-то дротик. Ати подобрал дротик и плошку, лежавшую рядом. Если богиня дарует ему еще несколько дней или недель жизни, надо обзаводиться хозяйством. Хозяйством… Старик улыбнулся, сжимая в руке дротик – жрецы Белой Матери никогда не прикасались к оружию…
Он достиг вершины холма далеко за полночь. Собачонка не отставала. Конечно, безопаснее было бы снова заползти в глубь лаза, где прячется Белая Богиня, где лежат последние ценности погибшего храма. Но забираться туда было страшно, словно провести ночь в могиле. И он спустился по откосу, туда, где еще месяц назад вдоль старого кладбища стояли хижины рабов, служивших храму. Хижины сгорели, но у одной из них чудом сохранились две стены, которые могли защитить от ветра. Жрец уселся на теплую, густо присыпанную пеплом землю, поставил у своих ног кувшинчик с водой и плошку. Собачонка свернулась у ног старика, и он не стал ее отгонять – к утру станет холодно, пусть же будет рядом хоть какое-то живое существо.
Ати смотрел в долину. Далеко слева еще догорал город, блеснула под луной река. Зато впереди, в долине и на невысоких холмах, не было ни огонька. Еще несколько дней назад под откосом горели плошки в хижинах рабов, дальше, на склоне холма, светились огни в деревеньке, дальше – еще одной. А город казался россыпью звезд.
Теперь же темно…
Жрец умер к утру. Потом ветер свалил стены хижины. И когда крестьяне, вернувшиеся в соседнюю деревню, поднялись на холм, чтобы поглядеть, нет ли там чего-нибудь нужного в хозяйстве, и узнать, что сталось с храмом Белой Матери, старика никто не заметил.
Многие годы, столетия люди не селились на этом холме. У него была дурная слава… Из поколения в поколение шла молва, что жить на этом холме нельзя…
4
С каждым слоем засыпка уменьшалась, обнажая розовое тело скалы. Колодца под ней не было. Попалось только несколько черепков, донышко от колхидской амфоры, обломок синопской черепицы.
А когда был снят последний камень, поднялся ветер. С опозданием, по крайней мере, на день. Так и осталось неясным, как попали сюда невредимый кувшинчик, плошка и наконечник дротика.
Игорь Можейко
Где центр Франции?
Бьюсь об заклад, что большинство французов и девяносто девять процентов всех тех, кто жил в этой стране подолгу, никогда не задумывались над таким вопросом.
Я тоже не задумывался и, многократно изъездив страну вдоль и поперек, так бы и не знал, разумеется, ответа, если бы однажды на дороге из Буржа в Клермон-Ферран бензин в моей машине не подошел к концу именно у поселка Брюер. Я разговорился с владельцем единственной тамошней бензоколонки мосье Рубэ, и тот пригласил меня в дом отведать местного вина. Вино это, как уверял мой новый знакомый, особенно вкусно потому, что оно из самого сердца Франции.
То, что здесь действительно центр, он доказал тут же, подведя меня к невысокой старой каменной колонне на перекрестке, увенчанной трехцветным национальным флагом.
Столб больше всего походил на основание какого-то свергнутого бюста, но при ближайшем рассмотрении оказался историческим памятником, сохранившимся со времен Древнего Рима. Когда-то здесь проходили отряды римских легионеров. Об этом повествовала едва различимая надпись на латыни, славившая проконсула Августа, а французский текст, выбитый на мраморной доске уже в наши дни, гласил, что именно это место с давних лет следует считать центром Франции.
Через год, проезжая в тех же местах, но по другой дороге, я рассказал сопровождавшему меня другу о своем случайном «открытии». Мы решили проехать к памятнику. Старого блокнота с собою, естественно, не было, название поселка забылось, и мы спросили нескольких прохожих и проезжих о дороге к географическому центру Франции.
Наконец сведущий человек нашелся. И опять владелец бензоколонки. На обороте счета за бензин он нарисовал подробный план, а в конце изображенного маршрута поставил крест. Сказал: «Здесь. У этой деревни». И написал название: Созе-лё-Потье. Название той деревушки с центром Франции я не помнил, но готов был поклясться, что Созе-лё-Потье ничего общего с ним не имеет.
План, однако, оказался на редкость точен, и вскоре – после подъема по узкому пологому проселку – мы увидели стрелку «Чахлый лес». А чуть выше еще один указатель: «К географическому центру Франции».
Глинистая малоезженая колея вывела к опушке на самом деле довольно чахлого леса. Здесь и стояла аккуратно сложенная из грубого камня стела. Наверху развевался французский флаг. На гладкой плите четкими буквами было высечено весьма категоричное утверждение о том, что «…по расчетам выдающегося математика и астронома аббата Теофила Моро», жившего с 1867 по 1954 год, именно здесь «был определен географический центр Франции».
Итак, второе сердце страны?!
История становилась забавной. Судя по небольшой бетономешалке, куче песка и брошенным лопатам, монумент соорудили совсем недавно, площадку у основания только начали цементировать. И мы решили отыскать продолжателей дела ученого аббата Моро.
Мэрия Созе-лё-Потье оказалась на замке.
– Приходите к вечеру, – подсказала прохожая старушка, – сейчас все работают, заняты делом. Если у вас что-то срочное, зайдите к господину мэру домой. Он сапожник, живет на этой же улице.
Месье Шаньо мы застали за изготовлением очередной пары деревянных башмаков. Сидевший на низенькой табуретке хозяин – в фартуке, с сапожным ножом в руках – походил на мэра не больше, чем любой другой сапожник.