Итак, есть культурная цепь: эллинское искусство – финикийское – римское.
Но появляется новое обстоятельство. Палестина, Ливан, Северная Африка – центры раннего христианства, как говорится, его отчий дом. Здесь религия родилась и окрепла, а окрепнув, стала прибирать к рукам искусство и через него влиять на души паствы. А потом христианство пришло в Европу и наложило свою тяжелейшую длань на все сферы жизни, одновременно принеся с собой много самобытного, оригинального, настоянного в жарких пустынях Африки.
XX век – век ревизии устоявшихся в науке стереотипов. Мы иногда неожиданно для себя находим многое из того, мимо чего в свое время прошли наши предшественники. Видимо, настала пора переосмыслить влияние Востока не только на мировую цивилизацию вообще, но и на европейскую в частности. Следует переоценить его вклад, который уже сейчас видится значительно большим, чем это принято было считать.
О. Плетнев, научный сотрудник Государственного музея искусства народов Востока
Рассвет в дебрях буша
Продолжение. Начало в № 10.
После первых ошеломляющих фраз Коста Майк уже овладел собою.
– Мы останемся в форте еще дней десять, от силы – две недели, – тянул Коста слово за словом. – В форте уже пущен слух, что наш вертолет сломался и мы ждем запасные части.
Майк сдержанно кивнул:
– Это ваше дело, сеньор капитан.
– Но и вам придется принять участие в нашей маленькой игре, – продолжал Коста. – Теперь комендант форта – вы, и не удивляйтесь, если придется заниматься не только защитой бетонных коробок от мятежников. К вам будут приходить черные… из буша. Они будут приносить вам донесения, которые приказано передавать коменданту. Только коменданту. Гомеш… во всяком случае, мы не успеем сообщить о смене адресата.
Письма из джунглей
Все эти вечера Елена и Евгений проводили вместе на вилле советника. Мама Иду даже настояла, чтобы на время отсутствия отца Евгений перебрался сюда жить.
По утрам, когда еще не было жары, они ездили купаться на океан, мили за три от дома, на велосипедах. Они мчались по твердым, как бетон, тропинкам сквозь плантации кокосовых пальм.
Наплававшись вдали от берега, они медленно возвращались и, дождавшись хорошей крутой волны, ловко выкатывались на ее гребне на сероватый влажный песок.
Потом они лежали на песке, а вокруг была тишина: лишь ритмично шлепались о берег теряющие силу волны, шипела убегающая пена. Мир был необъятен в своей тишине и прозрачности.
– Молодые люди, так недолго и сгореть! – вдруг раздался над ними чей-то веселый голос. – Наше солнце белой кожи не любит.
На берегу, повыше их, там, где кончалась кокосовая роща и начинался песок пляжа, стоял африканец в костюме «сафари», Он казался очень высоким из-за своей невероятной худобы и непропорционально маленькой головы на узких плечах.
– Доброе утро, мисс Мангакис, доброе утро, товарищ Корнев! – учтиво поклонился, подойдя к молодым людям, африканец и приветливо улыбнулся. – Майор Араухо, начальник контрразведки армии Республики Гидау.
Голос его был мягок, добродушен, хотя в нем и проскальзывали легкие насмешливые нотки, словно он все время посмеивался сам над собою.
– Извините, что я помешал вашему уединению. Видите ли, должность у меня такая, что ни мне к вам, ни вам ко мне лишний раз заходить не следует.
Араухо опять засмеялся, но, сразу же оборвав смех, достал из нагрудного кармана два сложенных пополам конверта. Один протянул Елене, другой – Евгению.
На нежно-голубом конверте с алжирской маркой юноша увидел крупные, размашистые строчки адреса, написанные отцом: «Е. Корневу, г. Габерон, Республика Богана».
– Отец в Алжире? – поразился Евгений.
– А у мисс Мангакис письмо из Нью-Йорка.
– Но… – хотела что-то сказать Елена.
– Нет, мисс! – почти торжественно провозгласил майор Араухо. – Ваши родители в Освобожденной зоне Республики Гидау. А конверты… Конечно, конспирация не бог весть какая, но, попади они в лапы тугам, тем пришлось бы поломать себе головы.
Отец писал Евгению, что дела идут на поправку. Сын мамы Иду извлек из ноги четыре пули. «Отличные сувениры!» – шутил отец; а через неделю пойдет караван с ранеными, с которым отправят в Богану и его. Если все будет хорошо, он успеет как раз к самолету в Москву. Ему, Евгению, надо заказать билеты и заняться упаковкой вещей. Жаль только, что не удастся побывать на церемонии провозглашения независимой Республики Гидау.
Было в письме и о том, что Евгению уже восемнадцатый год, он взрослый и отец надеется, что он больше не будет делать глупостей – намек на недавнее путешествие с мамой Иду.
Елена, прочитав свое письмо, обратилась к майору:
– Мистер Араухо, не знаете ли вы, что с… – Елена опять взглянула на Евгения, и он понял, о ком сейчас пойдет речь, – что с Майком?..
Но начальник контрразведки предостерегающе выставил ладонь.
– Не продолжайте, мисс Мангакис. Есть вещи, о которых не следует говорить даже в таком уединенном месте и даже со мною. Ведь вы же знаете, что капитан Морис отпустил вашего друга не случайно?
Араухо сделал многозначительную паузу, и Елена почему-то поспешно кивнула.
Африканец перевел взгляд на Евгения:
– Надеюсь, вы объясните мисс Мангакис, что идет война и разведчикам в ней приходится труднее, чем партизанам, действующим в буше. Ваш друг вернулся в форт, и я жду вестей от него. Так что… – Араухо улыбнулся широкой и приятной улыбкой, – не будем терять связи. Как только я получу от него весточку, я сейчас же дам вам знать. Договорились?
Последний бой Мелинды
Мелинда готовила обед. В камине на вертеле жарился козленок. Заметив стоящего на пороге Майка, она вытерла руки о полосатый передник и сказала сухо:
– Обед будет готов через час. Майк глянул через плечо: никого не было.
– Мадам, сегодня утром я… мне передали записку. Капитан Коста ждет ее. Это очень важно, мадам, или я чего-то не понимаю…
Он поспешно достал листок бумаги.
– Вот… Я переписал ее, ведь если записка не попадет к капитану Коста, кто знает, что произойдет!
Мелинда пробежала взглядом записку. Скомкала и швырнула в камин.
– Сынок! Мы знали, ты – честный парень. Теперь-то ты понял, почему я не могу уйти? – кивнула Мелинда на камин, где от пепла сгоревшей бумаги не осталось и следа. – Туги что-то затевают, чтобы сорвать провозглашение независимости. Теперь отдай записку капитану Коста – все будет в порядке.
И она поспешно повернула вертел в камине: козленок начал подгорать.
– Человек, что принес записку, обещал прийти за ответом в сумерки, – сказал Майк в спину Мелинде.
– И это сообщи капитану Коста.
Майк, вздохнув, вышел из кухни. События захлестнули и повлекли его. И вот теперь, если не сам капитан Морис, то Мелинда, резидент мятежников, дает ему указания. А самое главное, он выполняет их совсем не против собственной воли.
Капитана Коста он нашел на крыше дома. Уютно устроившись в шезлонге под большим ярко-зеленым куполом пляжного зонта, капитан читал какую-то книгу.
– Вы хотите мне что-то сообщить? – спросил капитан и кивнул на табурет.
– Сегодня утром я получил записку, – сухо сказал Майк, продолжая стоять. – Кто-то сунул ее мне во время похорон коменданта.
– И вы до сих пор молчали? – вскочил Коста. – Где она?
Майк передал ему шариковую авторучку. Капитан, опустился в шезлонг. Привычно достал из авторучки тонкий листок, вынул из внутреннего кармана плоский кожаный футляр, внутри которого оказалась лупа.
– Так…
Он прочел записку несколько раз и поднял взгляд на Майка.
– Вы читали?
Майк кивнул.
– Н-да… – Коста посмотрел на него с интересом. – А вам не кажется, капитан, что вы слишком часто оказываетесь на пути у нашей контрразведки? Десант в Богане, операция «Под белым крестом Лузитании» и теперь… операция «Феникс»?