В первый же день первой забастовки автобусы и поезда, курсирующие между Соуэто и Иоганнесбургом и перевозящие ежедневно полмиллиона пассажиров, шли почти пустыми: более семидесяти процентов африканцев не вышли на работу. Жизнь в Иоганнесбурге, самом большом городе Южной Африки, выросшем на золоте, замерла. Улицы выглядели непривычно пустынными без всегдашней массы африканцев, подметающих тротуары, моющих окна, разносящих покупки, разгружающих грузовики, терпеливо ожидающих — неизменно терпеливо! — медленно ползущие грузовые лифты или очередных распоряжений белых боссов.
Последствия забастовки оцениваются по-разному. Часть предпринимателей признает, что оказалась в трудном положении. А вот премьер Форстер утверждает, что африканцы навредили только сами себе. «В результате забастовки деловые люди обнаружили, что у них слишком много ненужных рабочих рук. Естественно, они начинают принимать меры, — заявил он мне. — Черные должны понять, чем это грозит. Если они не будут дорожить своей работой, они ее потеряют».
Что же, труд черных действительно очень дешев в Южной Африке, и поэтому некоторые предприниматели не слишком задумываются, сколько африканцев им следует нанимать. Без сомнения, может быть сокращено довольно большое количество рабочих мест прежде, чем это серьезно подорвет экономику ЮАР. Но даже если оставить в стороне вопрос о полезности забастовок, сам факт их проведения явился триумфом для участников, ибо движение протеста среди черного населения Южной Африки пока не имеет сложившегося руководящего ядра. Его лидерами могли бы стать такие деятели, как адвокат из Транскея Нельсон Мандела (1 Нельсон Мандела — видный деятель национально-освободительного движения, основавший боевую организацию «Умконто вё Сизве» — «Копье нации».) и доцент по языкам банту Роберт Собукве (2 Роберт Собукве — создатель Панафриканского конгресса ЮАР.), но первый осужден на пожизненную каторгу, а второму запрещено заниматься какой бы то ни было политической деятельностью. Поэтому руководители борьбой против апартеида сегодня выходят в основном из среды молодежи, которой не исполнилось еще и двадцати. Это поколение выросло тогда, когда белые уже перестали быть хозяевами всей Африки. Однако сами эти молодые африканцы с момента рождения живут в обстановке притеснений и унижений со стороны правящего белого меньшинства. Одна мысль о том, чтобы мириться с этим до самой смерти, вызывает чувства горечи и протеста, которые, в свою очередь, делают молодежь более боевой, хотя это и не всегда одобряется родителями.
«Старшее поколение в Соуэто утратило контроль над своими детьми, — сказала мне активистка-общественница Эслина Шуеньяне. — Оно зачастую просто не понимает обиды и недовольства молодежи». Многие из людей старшего поколения родились и выросли в резервациях в сельской местности, где годами не было никакой работы. Если даже ребенок выживал, несмотря на голод и болезни, не было никакой гарантии, что взрослым его не сведет в могилу туберкулез. Поэтому мужчины покидали свои деревни, уезжали в «тауншипы», готовые на любую работу за любую оплату. В итоге сегодня в резервациях есть множество поселков и городков, где живут одни женщины да дети. Таких, как, например, Нкуту.
Без проблеска надежды
Нкуту — небольшой городишко в самом большом хоумленде — Зулуленде, в Северном Натале. По обеим сторонам дороги расстилалась коричневая выжженная равнина. Наконец, следуя за старым, дребезжащим автобусом, я въехал в Нкуту, где имелась маленькая, но чистенькая и уютная гостиница, принадлежавшая белому и обслуживавшая, конечно же, белых. Правда, самим африканцам в этом городишке крупно повезло: для них открыта небольшая больница. Она обслуживает территорию в 700 квадратных миль, на которой проживает 95 тысяч человек. Хотя согласно официальным правилам в экстренных случаях черным разрешается оказывать медицинскую помощь и в лечебницах для белых, в Южной Африке вовсе не редкость, когда человек умирает у порога больницы, потому что боязнь нарушить законы апартеида пересиливает у врачей профессиональный долг.